Темный всадник
Шрифт:
Но скоро, очень скоро, в доме разразится гроза, еще страшнее той, что несколько недель бушевала перед тем, как он уехал, и еще много дней после его поспешного отъезда. Скоро все узнают. И сможет ли она избежать этой ярости, если сейчас отважится? Убежать с Чарльзом значит обречь себя на трудности, возможно, на долгое путешествие по морю, если он решился, как он написал в другом письме, бежать в Новый Свет от гнева своего отца и от своего собственного злосчастья. Она не может обречь себя на такие трудности. Не сейчас.
Она
Она прекрасно осознавала, что запертые двери — всего лишь оправдание ее трусости. Что Марта придет и откроет их, если она хорошенько попросит. Марта всегда любила ее. Она была для нее не просто служанкой. Марта заменила ей мать, которую она никогда не знала.
Она могла бы выйти к нему, если бы решилась.
Прости меня, Чарльз, умоляла она взглядом. Прости меня, любовь моя. Не покидай меня. Вернись ко мне. Пожалуйста, вернись. Возможно, завтра я наберусь мужества. Или послезавтра. Чарльз, не покидай меня. Прости меня.
Дина отступила от окна и медленно и прерывисто вздохнула.
— Дурочка, — прошептала она, — О, какая же ты дурочка! Ты с легкостью можешь потерять ребенка и здесь, даже если тебе будут помогать лекари и повивальные бабки. Либо смерть, либо опека его деда, который будет тебя презирать и отберет у тебя ребенка. А он смог бы выжить, если бы ты убежала с темным всадником. Уж он-то любил бы вас и заботился бы о вас изо всех сил.
Но печальная леди была настолько поглощена собственными страданиями, что не обращала внимания на Дину.
— В одном ты права, — продолжала Дина, — Я почувствовала это вместе с тобой. Он приехал последний раз. Безмозглая девчонка, он приезжал и приезжал почти двести лет. Какое еще доказательство преданности нужно тебе от него? Может быть, ты хотела, чтобы он приезжал не два, а пять столетий?
Печальная леди снова ничего не ответила. Забыв в спешке, что место между раздвинутыми шторами занято, Дина снова шагнула вперед, чтобы посмотреть, там ли еще темный всадник.
Его руки теперь держали поводья. Он так понурил голову, что подбородок почти касался груди. Его плечи поникли, словно он потерпел поражение. Но вот он снова медленно поднял голову и снова простер руки, моля и тоскуя. Но он уже не звал.
Чарльз! Не уезжай! Не покидай меня! О, господи, как я смогу жить, если ты уедешь? Пожалуйста, Чарльз, пожалуйста! Я ношу твоего ребенка.
Дина снова заставила себя отойти от окна. Она была в таком же смятении, как и печальная леди.
— Иди же, — скомандовала она.— Неужели ты не видишь? Через мгновение он исчезнет и никогда больше не вернется. И ты будешь жалеть об этом целую вечность.
Но крик ее души остался безответным. И тогда очертя голову она помчалась в гардеробную, натянула сапожки, и дрожащими руками накинула на себя плащ. Открыв дверь спальни и ступив на порог, Дина на мгновение задержалась.
— Смотри! – обратилась она к невидимой леди у окна. – Дверь не заперта. Я даже оставлю ее открытой. Я попытаюсь задержать его. Ох, да иди же ты! Это твой последний шанс на счастье. Твой последний шанс до скончания времен.
И она помчалась по извилистым коридорам, вниз, к величественной лестнице, потом через большой холл, через передние двери, которые снова оказались не заперты, через внутренний двор, вокруг цветочной клумбы, и мимо основания белой башни.
Но он уехал. На траве под окном ее спальни никого не было. Дина стояла неподвижно, на сердце легла свинцовая тяжесть. Она упустила свой шанс. Бедная печальная леди упустила свой шанс. Дина на мгновение прикрыла глаза, и почувствовала, что беспросветное отчаяние настолько переполняет ее, что она даже не может заплакать. Тогда она подняла голову и посмотрела на свое окно.
На ней была белая ночная рубашка похожая на ту, что была на Дине, но с широкой оборкой вокруг шеи. Белокурые волосы, такие светлые, что почти сливались с одеждой, вились у лица и ниспадали на плечи. У нее было узкое лицо, бледное и очень миловидное. Вероятно, оно казалось бы красивым, если бы в нем было чуть больше жизни. Она смотрела вниз, немного левее Дины, ее лицо было искажено мукой. Ее губы шевелились.
— О, — прошептала Дина, — так вы все еще здесь? Наверное, я не могу видеть вас здесь, внизу, так же, как не могла видеть вашу леди, когда была там, наверху?
Она хотела было шагнуть вперед по направлению к тому месту, где должна бы стоять его лошадь, но побоялась оказаться захваченной водоворотом страстей. И осталась там, где и была.
— Подождите ее, — все еще шепотом попросила он, — Пожалуйста, подождите! Она придет. Она носит вашего ребенка и скоро все об этом узнают. Пожалуйста, подождите ее подольше.
Но что, если он уже уехал, подумала она. Что, если он уже ускакал к утесам и готовился отправиться в Новый Свет без своей леди и их ребенка? Что, если та спустится вниз только для того, чтобы обнаружить, что после почти двухсот лет мучительно колебания она опоздала всего на пять минут?
Дина снова посмотрела на окно. Казалось, что леди темного всадника вдруг заторопилась. Она подняла руку, на которую прежде опиралась, и коснулась ею стекла, прежде чем быстро повернуться и исчезнуть.
— Она идет, — шептала Дина. – Пожалуйста, подождите. Она идет.
Но что если он уже уехал? Она решила, что должна задержать его, и подумала, что опять лезет не в свое дело. Она должна последовать за ним и каким-то образом вернуть назад. А может он по-прежнему здесь и она просто не видит его. Возможно, он видел то, что только что видела она сама, и будет ждать, пока его леди не выйдет к нему? А возможно, он уехал, окончательно бросив все после почти двухсот лет ожидания.