Темный.
Шрифт:
Можно снимать. Обед готов. Дальше чай. Кружку поближе к огню и пока вода закипала, приступил к трапезе.
Однако лишь только достал свою большую ложку и нарезал хлеб, как почуял, что на меня кто-то смотрит. Непосредственной опасности не было, но я переместился поближе к рюкзаку и карабину. После чего обернулся и увидел гостя.
– Добрый вечер, - возле костра появился потертый жизнью бородатый мужик в фуфайке и полосатой шапочке, которую в народе принято называть "петушок", по виду и
Таких людей на просторах нашего царства хватает. Неудачники. Искатели свободы. Алкоголики. Лишенцы. Беглецы. Бродяги. Философы и хиппи. Достойные продолжатели дела Диогена, который жил в бочке, не работал и с утра до вечера изрекал прописные истины. Взгляд у них, как правило, испуганный и они не опасны. До определенного предела. Чуть слабину дашь, сразу сядут на шею и обязательно что-то украдут, а то и по шее бритвочкой полоснут. Но это лишь в том случае, как я уже сказал, если дать слабину, держаться с ними на равных и пить водку.
– Тебе чего, болезный?
– обратился я к бродяге.
– Проголодался, - он виновато пожал плечами.
Я промолчал и бомж попросил:
– Может, угостите чем? А я за вас молитву почитаю.
– Сильно верующий что ли?
– Не особо. Но мало ли. Вдруг поможет.
В машине имелись пластиковые тарелки и ложки. Я достал один комплект, отсыпал бродяге половину своего варева и дал кусок хлеба.
– Держи, болезный. Ешь.
– Благодарствую, - он угодливо кивнул и накинулся на еду.
Бомж ел, словно зверь, закидывал в рот горячее варево и постоянно оглядывался, будто опасался, что сейчас у него все отнимут. Видать, помотало его по жизни, покружило и погоняло. Но я не добренький дядя, который любого накормит и обогреет. Хотя порой не прочь поговорить за жизнь со случайным человеком, а иногда даже совершаю поступки, которые можно назвать хорошими, правильными и достойными подражания.
Наконец, в кружке закипела вода, и я закинул в нее два пакетика растворимого чая из армейского рациона питания. Котелок к тому времени уже показал дно, а бродяга вылизал тарелку. Самое время поговорить и я спросил:
– Тебя как звать-то?
– Валера Сигватссон, - ответил бродяга.
– И откуда ты?
– Из Торопца, Рейский район.
– Сколько лет?
– Двадцать девять.
– А внешне сороковник дать можно. Кем раньше был?
– Строителем.
– В армии служил?
– Да.
– Где?
– На Оксе. В мотострелках, механик-водитель танка "Гранит".
– Вот как...
– я удивился и задал новый вопрос: - Повоевать успел?
– Было дело.
– А где конкретно?
– Под Арагветом и Валаскертом.
– В каком подразделении?
– Семнадцатая мотострелковая бригада.
– Про 32-й
– я спросил его о подразделении, в котором служил раньше.
– Само собой. Славный полк. Мы с ними Роштайн брали. Помню этих ребят. Сплошь офицеры и гвардейцы, лихие и безбашенные.
– А как до жизни такой дошел?
– Приехал в Неергард на заработки. Кинули. Паспорт украли. Потом в драку ввязался, отметелили меня крепко. В больничке валялся. При храме Тюра жил, работал. Теперь домой иду.
– А что дома, ждет кто?
– Нет. Один я на белом свете.
– А здесь давно?
– Четвертую неделю. Предложили в саду поработать сторожем, я и подрядился. Сначала ничего, в вагончике жил и мне еду привозили. А потом у хозяина что-то не заладилось и меня бросили. Пообещали расчет, вагончик забрали и с той поры один. Наверное, кинули меня. Снова.
– И чем сейчас живешь?
– Когда рыбку в старую сетку поймаю. Бывает, раки попадаются. Или металл собираю.
– Железо, наверное, на развалинах находишь?
– я кивнул в сторону объекта.
– Там нет ничего. Пусто. Давно все выгребли. Если что осталось, то в лесополосах. Правда, можно разбить остатки забора и арматуру вынуть, но тут кувалда нужна, а у меня ее нет.
– Ясно. А рыбалка тут хорошая?
– Мне мелочь попадается. Местные говорят, раньше сом водился, а теперь одни пескари и ершики.
– Пьешь?
– Пью, - бродяга обреченно мотнул головой.
– А что, есть чего?
– Нет. Поел и хватит с тебя.
– Ага. Поел.
– Тогда свободен. Топай отсюда.
Бомж Валера вскочил на ноги и кивнул:
– Спасибо за угощение. Дай боги вам удачи.
Он замялся, словно хотел что-то попросить, может, еды или сто грамм на дорогу, но я его поторопил:
– Ступай и не оглядывайся.
Валера попятился, понурился и направился в сторону сада. Потерянный человек. Но он мог изменить свою судьбу. Не сам. Он уже не в состоянии принимать решения. А с моей помощью вполне.
"Стоп, Юра!
– я одернул себя.
– У тебя забот и без того много. Зачем тебе еще с бомжом возиться? Он идет и пусть топает дальше".
Однако что-то в душе было против того, чтобы бродяга уходил, и я все-таки остановил его:
– Валера!
– Чего?
– он обернулся.
– Жизнь свою изменить хочешь?
Он задумался, а потом кивнул:
– Очень хочу.
– В армию служить снова пойдешь?
– На войну?
– Да.
– У меня документов нет. Сказал ведь уже.
– Можно без документов пока. Проявишь себя, восстановим.
– Тогда согласен, если не обманываешь.
– Мое слово кремень. Возвращайся.