Темпориум. Антология темпоральной фантастики
Шрифт:
Но он всё равно продолжил – он должен был закончить.
Эстер продолжала лихорадочно чертить.
В какой-то момент обе доски, разделенные временем, словно бы соединились в одно целое.
Что-то вспыхнуло, съемочная площадка погрузилась во тьму. Буквально тут же здесь и там засветились огоньки мобильных телефонов.
– Всем оставаться на своих местах! Полиция! – выкрикнул кто-то.
Стюарт тоже вскочил, как и все, пытаясь разглядеть, что происходит. Возле Бена уже стояла пара полицейских,
– Сэр, – подбежал помощник, – она исчезла!
– А эскиз?
– Эскиз на месте, сэр!
Вокруг творилось черт знает что.
– Я знал, что ты придешь, – сказал Антонио, не оборачиваясь. Перед ним только что образовалась огромная двуспальная кровать с пологом, и это был последний предмет в созданном доме. Эстер прошла, встала рядом с мастером.
– Этот дом – для нас?
– Да. Прощальный подарок тебе и мне.
– Прощальный?
Эстер положила руку ему на спину – осторожно, будто каждый сантиметр испытывая, не осталось ли того расстояния, что их разделяло. Не осталось. Совсем не осталось. Вообще.
– В этом мире бывает утро?
– Наверное, – Антонио пожал плечами, кутаясь в одеяло и прижимая к себе Эстер.
– Утром нам придется вернуться, – сказала она, заранее ужасаясь. – Каждый к себе.
– Не плачь, родная.
– Я не представляю, что там делать. Ради чего жить. У тебя есть твой собор, он твоя цель, твой смысл. А у меня?
Антонио обнял ее крепче, поцеловал в макушку.
– Не знаю, родная. Давай не будем загадывать.
Она живо повернулась, приподнялась на локте, разглядывая его.
– Но ведь пока же не утро, правда? Еще ведь не утро?
– Не утро, – с готовностью подтвердил он.
В маленьком бунгало на берегу моря работал телевизор.
– …Самая загадочная история, связанная с именем Антонио Гауди.
Смуглая женщина оставила посуду, которую мыла на кухне, и сделала звук погромче. Передачу вел какой-то молоденький журналист. Рядом с ним показали респектабельного бизнесмена средних лет, с благородной сединой на висках. Титры внизу экрана сообщили, что это Стюарт Максвелл.
– Я сразу понял, что передо мной мошенники, – сказал мужчина. – Но идея реалити-шоу показалась мне очень интересной. Я согласился.
– Значит, Бенджамен Лоусон не знал о скрытых камерах?
– Не знал. И благодаря этому мы получили уникальные кадры – как готовится ограбление музея, как мошенники обсуждают свои планы.
Нарезка кадров из старых передач. Женщина посмотрела в окно: на берегу играл мальчик, строил песчаную башню. Она распахнула раму:
– Иди обедать!
– Сейчас, ма, – мальчишка кивнул, но от строительства не отвлекся. Женщина вернулась к телевизору.
– …Дэвид Родригес и Бенджамен Лоусон были осуждены за попытку ограбления музея, – продолжал юноша. – Но вот вопрос – что же случилось с Эстер? Спросим у нашего гостя.
Снова на экране появился Стюарт.
– Для меня самого это до сих пор загадка. Не знаю, как Эстер удалось выйти из полностью оцепленного помещения. Это было невозможно.
– Как вы думаете, на самом деле у Эстер был какой-то дар?
Молчание.
– Я не уверен, но… да. Я думаю – да. И где бы она ни находилась, я надеюсь, что она счастлива.
– Вот несносный ребенок, – пробормотала женщина и вышла на улицу. – Иди обедать! Сейчас вернется отец.
– Мамочка, я еще не достроил!
Четыре острые башенки из песка украшали берег моря. Женщина улыбнулась, вытирая руки полотенцем.
– Пойдем обедать, Антонио, – сказала Эстер. – Еще достроишь. Еще успеешь достроить.
Игорь Вереснев
Рубцы мироздания
Глиняный склон раскис, ведущая вниз тропинка была крутой и скользкой. Дождь только что закончился, воздух был пропитан сыростью, капли свисали с желтеющих и багряных листьев, то и дело сыпались на голову, норовили попасть за шиворот. Джинсы намокли чуть ли не до колен, кроссовки превратились в комки грязи, внутри них что-то противно чавкало при каждом шаге. Анька зябко ёжилась и думала только о том, как бы не оступиться, не упасть в эту липкую жёлто-коричневую грязь. И ещё о том, что ей ужасно не хочется спускаться в это мокрое осеннее утро.
А каких-то полчаса назад, в бухте Ташир-Лиман, где они высадились на берег, был солнечный майский полдень. Анька никак не могла понять, зачем переться к посёлку через гору, когда спокойно можно доплыть до санаторского пляжа, – там ведь пусто, охраны никакой?! Сейчас поняла. Даже по твёрдой земле входить в эту невесть откуда взявшуюся осень было жутко, а уж вплывать в неё… Нет, правильно Птах решил. И правильно, что заставил её взять свитер. Она возмущалась: зачем, когда жара такая стоит?! И таки не поддела колготы под джинсы, как он ей советовал. Теперь мёрзла.
Камень предательски выскользнул из-под ноги, и левая кроссовка тут же поехала вниз. Анька запоздало взвизгнула, дёрнулась назад. Мгновенно поняла, что не надо этого делать, потому что заскользила вниз и правая. И она не могла, попросту не успевала восстановить равновесие, и сию минуту шмякнется задницей и спиной в грязь…
Твёрдая, будто отлитая из металла рука поймала её за плечо. Удержала, поставила вертикально. Варга. Как она успела? Она же впереди шла, шагов пять, не меньше. Как она вообще умудрялась так быстро двигаться в своём балахоне?
– Спасибо, – смущённо прошептала Анька.
Варга ничего не ответила, отвернулась, пошла дальше. Зато Птах, который тоже остановился и повернул голову на шум, укоризненно смерил девочку взглядом. Процедил сквозь зубы:
– Внимательней будь. Убьёшься раньше, чем в посёлок войдём, что тогда? Сколько времени потеряем.
На нижней площадке Птах сделал привал минут на пять. Рассматривал в бинокль посёлок и лежащий прямо под ногами санаторий. Потом протянул бинокль варге, но та не взяла. Она даже густую вуаль, полностью скрывающую лицо, поднимать не стала. Уверенно протянула руку в сторону санаторского парка, бросила короткое: «Там!»