Тэмуджин. Книга 3
Шрифт:
Бури Бухэ, пристроившись по правую его руку, с волчьей жадностью посматривал на стол. Перед ними дымилась только что принесенная жирная баранина, прислуживали им молодые и как на подбор красивые женщины. Они проворно и бесшумно расставляли кувшины с вином, наливали в медные чаши арзу, ласково и открыто посматривали на нойонов.
Алтан, не замечая мелькавшей рядом и восторженно смотревшей на него юной красавицы, острым взором вел по понурым лицам стариков и медленно выговаривал свои условия:
– Если хотите, чтобы остались живы ваши дети и внуки, если не хотите, чтобы ваших дочерей сейчас же разобрали наши воины,
– Ваш нойон убежал, бросил вас, – гудящим голосом вторил ему Бури Бухэ, махая руками и широко раскрывая глаза. – А кому вы больше нужны?.. Думаете, джадараны или ваши родичи, джелаиры, будут вас искать? Им бы теперь свои головы сберечь: два тумэна борджигинских войск сейчас идут в их сторону. Даже если мы перебьем тут всех, вас некому будет и вспомнить… И радуйтесь, что мы еще разговариваем с вами.
Этой же ночью двадцать три старейшины куреня, тяжело вздыхая, прощаясь с былой волей, ради которой они несколько лет назад отделились от своих сородичей, принесли за всех клятву верности киятскому роду. Исполняя обряд, они вышли из юрты, разожгли в наружном очаге огонь и, по обычаю саблей разрубив черную собаку, распили чашу ее крови. Им было велено завтра же кочевать на Онон, чтобы пополнить улусы киятских нойонов.
А ночью в курене случился еще один переполох. Перед самым утром с десяток джелаирских юношей пытались бежать вслед за своим нойоном.
Большинство борджигинских воинов, разомлев от обильного угощения, спали у костров. Беглецы пробрались к крайним айлам на юго-восточной стороне, захватили дремавших у коновязей лошадей и умчались в степь. Не ожидавшие подобной дерзости, киятские дозорные на окраине куреня упустили их, погоня замешкалась.
Бежавшие устремились к оврагу, по которому ускакал их нойон. Однако тут их ждала неудача. Сноровистые в своем деле киятские сотники не оставили без внимания тот овраг. Еще перед вечером, когда расставляли на ночь дозоры, они там поставили сильный караул в три десятка воинов – на случай, если в курене начнется какая-нибудь свара и кто-то вздумает бежать. И угадали.
Караульные в овраге услышали шум со стороны куреня, заметили скачущих и вышли навстречу. Растянувшись крыльями, они перегородили им дорогу.
Бегущие, увидев перед собой сильный заслон, растерялись, придержали коней. Как назло, из-за туч высунулась луна и осветила окрестности. Сзади, из куреня, уже вышла погоня – оттуда скакало не меньше полусотни всадников.
Отчаявшись, беглецы хлынули на восток, но под склоном холма попали в сугробы, кони их завязли в снегу. С обеих сторон их настигли толпы всадников с арканами и при лунном свете скоро переловили одного за другим. Лишь двоим удалось было оторваться от погони, кони их выбрались из сугробов и поскакали. Они были уже недалеко от ближайшего увала, но киятские воины пустили вслед им несколько стрел и без труда попали в них. Одному стрела попала в спину, убив наповал, под другим ранило коня, и его поймали живым.
Все беглецы оказались юношами по тринадцать-четырнадцать лет. Утром их привели на суд к Бури Бухэ и Алтану.
Нойоны, выспавшись в теплой юрте, на звериных шкурах в обнимку с молодыми женщинами, уже опохмелились и вышли на мороз бодрые, довольные. Им уже сообщили о случившемся ночью.
Выйдя к коновязи, они с любопытством оглядели выстроенных перед ними в ряд одиннадцать юношей. Те стояли без поясов и шапок, руки их были стянуты назад волосяными веревками. У некоторых были порваны рукава и воротники овчинных дэгэлов, на лицах синели ссадины и кровоподтеки – видно было, что не обошлось без потасовки. Понуро опустив головы, они отрешенно смотрели в снег.
У айла собралась толпа жителей куреня – в основном, женщины и старики. С застывшим отчаянием на лицах, они безмолвно выжидали решения нойонов. У женщин болезненно кривились лица, многие украдкой смахивали слезы со щек, зажимая ладонями рты, чтобы не зареветь.
Вокруг густым роем маячили молодые конные борджигины. Среди них выделялись безусые юноши, впервые вышедшие в поход. Они с затаенным любопытством смотрели на происходящее, ожидая расправу над вражескими юношами – своими сверстниками. Те, что постарше, равнодушно разглядывали пленных, изредка улыбались и пересмеивались между собой. Некоторые уже поигрывали оружием, нарочито показывая, что готовы по первому слову нойонов пустить их в ход – натягивали тетивы на луках, пробуя упругость, прикладывали к ним стрелы, размахивали саблями, разминаясь, поблескивая на солнце отточенными клинками.
Алтан медленно прошел вдоль короткого строя джелаирских юношей, зло кривя губы, холодным взором оглядел их.
– Что, не хотите жить с кият-борджигинами? – спросил он и с недобрым смешком оглянулся на Бури Бухэ. – Смотри-ка на них, не хотят они с нами жить. И что нам теперь делать с ними?
– Перебить всех! – решительно махнул рукой Бури Бухэ. – Чтобы другие знали, как убегать от нас.
В толпе услышали его слова, оттуда с ревом и воем выбежали сначала двое, а за ними и другие – всего полтора десятка женщин, с согнутыми спинами бросились в ноги к нойонам, пали на колени, хватаясь за гутулы.
– Пощадите их, пожалейте!.. – закричали, рыдая, протягивая к ним руки. – Глупые они, ума еще нет…
– А ну, тихо! – разъяренно крикнул на них Алтан, и те мгновенно смолкли, руками сжимая трясущиеся губы. – Голова заболела от вашего крика. Глупые, говорите? Да, видно, что глупые они у вас, но такие нам не нужны. По глупости они немало хлопот могут нам принести и потому пусть лучше сейчас уходят к предкам. Теперь только там их место.
– Убить всех, чтоб неповадно было! – решительно подтвердил Бури Бухэ, непримиримым взором поводя по сторонам, и обернулся к своим борджигинским юношам: – Эй, где вы там бродите, подъезжайте поближе. Уберите луки и возьмите копья.
Толпа обреченно смолкла, стало тихо. Слышно было, как под порывом ветра глухо хлопнул край войлока на ближней юрте, да где-то далеко, за юртами взвыла собака и тут же смолкла.
Борджигинские юноши, разобравшись в ряд, держа наготове короткие копья для метания, с холодными, сосредоточенными лицами выбирали себе жертвы. Некоторые из них широко взмахивали руками, прицеливаясь, готовясь бросать. Перед ними, замерев, едва дыша, стояли уже готовые к смерти джелаирские юноши.
– Этому я печень пробью – говорил один борджигинский юноша с правого края, обращаясь другому, – поспорим?