Тэмуджин. Книга 3
Шрифт:
А на севере, по границе их владений цепями протянулись дозоры и караулы. С высоких сопок воины оглядывали снежную степь со стороны Онона, ночами, лежа на снегу, слушали стылую землю: не идут ли снова злые борджигины.
XII
Борджигинские рода, неожиданно получив от керуленских монголов сокрушительный удар, были жестоко потрясены этим. Тяжелым ошеломляющим горем были придавлены и нойоны, и харачу.
Возвратились в свои курени наголову разбитые их войска, и люди, едва опомнившись от первого страха, отогревшись у своих очагов, окончательно
Нойоны, совсем еще недавно гордые, напыщенные, бесновавшиеся в безудержной пьяной похвальбе, ликуя в ожидании близкой победы и богатой добычи, теперь сникли, разбрелись по своим засыпанным снежными сугробами юртам, притихли, словно медведи в берлогах. Народ, оставшись со своей бедой, мрачно переживал скорбь по погибшим сородичам.
К людскому горю добавлялось ожидание новых ударов со стороны керуленских родов. Почти все были уверены, что южные монголы, одержав над ними победу, просто так их не оставят. От каждого куреня далеко на юг отправлялись дозоры. С верхушек сопок они осматривали степь, ночами чутко слушали мерзлую землю. А в самих куренях все были готовы по первому знаку срываться и бежать вниз по Онону.
В первые дни после поражения рода были заняты похоронами погибших. Потери были неслыханные: одних погибших насчитали больше шести тысяч воинов – такого урона не было еще со времен татарских войн. Столько же было раненых, многие из них, едва добравшись до родных очагов, доживали последние дни.
Погибли или получили ранения многие нойоны, среди них были и киятские – оба брата Алтана, вышедшие по приказу Таргудая во второй поход. Гирмау погиб в битве, а Джучи привезли еще живого, но через несколько дней и он умер от глубокой раны копьем в спину.
От каждого куреня люди на бычьих санях и вьючных лошадях ездили в южную степь за погибшими сородичами. На местах сражений и по пути, где отступали борджигинские отряды, они собирали замерзшие тела братьев, отцов, сыновей. Ездили, превозмогая страх напороться на керуленских монголов – те тоже должны были забирать своих погибших, и встреча переполненных отчаянием людей в открытой степи могла закончиться новыми схватками и убийствами. Велик был страх у людей, однако иного выбора не было, надо было как-нибудь переправлять погибших к предкам, чтобы души их не бродили по земле неприкаянными, не маялись и не тревожили соплеменников.
Прибыв на место, подолгу искали своих, бродя по обширным склонам и низинам. За многие дни в открытой степи тела воинов были заметены снегом, изуродованы птицами и зверями, лица их были исклеваны, изгрызаны до костей.
Находили своих иногда лишь по приметам, по старым шрамам и родинкам и, привезя, рыли на древних могильниках, где лежали кости их предков, мерзлую землю, хоронили. Нойоны и те, кто побогаче, забивали и клали в ямы вместе с умершими заседланных боевых коней в богато украшенных сбруях, разное оружие и снаряжение, арзу и хорзу в больших бурдюках, обставляли покойных горшками с жирным мясом и другой едой. Бедные отправляли своих в другой мир без коней, положив с ними лишь кое-какое оружие и потом, через шаманов, обращались к духам предков с мольбой наделить их всем нужным на том свете.
Из куреня рода аруладов, зимовавшего в низовье реки Арангата, тоже ездили за погибшими, но привезли не всех. Двое стариков не увидели среди покойников своих сыновей и подступили к пожилому сотнику, водившему подводы на юг.
– Где наши дети? – спрашивал сгорбленный годами пятидесятилетний Халан, бывший нукер старого вождя. – Почему не привез?
– Я всех привез, кого нашли, – отмахнулся тот. – Кто их знает, может, убежали, где-то еще бродят живые.
– Ты не болтай того, чего сам не знаешь! – оскорбленно вспылил Халан, старчески сипло напрягая голос. – Если нет в живых, значит, погиб, а убежать в сторону, бросив сородичей, мой сын не мог.
– Да вы хорошо ли смотрели там? – допытывался другой старик, одноглазый Гулгэн, лошадиный лекарь. – Или вскачь пронеслись туда и обратно, лишь бы перед народом оправдаться?
– Если не верите мне, езжайте сами! – отрезал сотник. – Я перед вами не в ответе, я перед нойоном ответ держу.
В ночь собрались Халан и Гулгэн, оседлали коней, взяли по заводному коню с вьючными седлами и тронулись в путь. Путь держали на верховье Шууса – где-то там, сказали им, видели их сыновей в последний раз.
Небо было беззвездно, еще с вечера его обложило тучами, но старики были бывалые, чутьем угадывали дорогу. Торопясь, размашистой рысью покрывали они длинное расстояние от оврага до оврага, шагом переходили занесенные сугробами глубокие, каменистые места, выбирались на ровное и снова пускали коней вскачь.
На рассвете они перешли по льду реку Хуйтэн, а в полдень достигли верховья Шууса. Заснеженная степь за рекой встречала их ледяным, пронизывающим ветерком. Небо было сплошь затянуто плотными серыми валами стылых облаков. Лютый холод, сковав долину, простирался от края до края.
За излучиной, на месте, указанном им сородичами, бывшими в походе, в широкой ровной низине между тремя холмами, редкими кочками под снегом еще лежали трупы, а большинство погибших были подобраны и увезены – сплошь и рядом виднелись вырытые в сугробах ямы.
– Сколько их еще тут осталось! – схватился за голову Гулгэн. – А говорили, что всех привезли.
– Своих взяли и поскорее бежать, – махнул рукой Халан. – А другие им не нужны.
Старики наскоро стреножили коней и принялись за дело. Подходили к засыпанному снегом бугорку, разрывали кнутовищами, переворачивали мертвого заледеневшего воина, оглядывали, рукавицами счищая снег с белого, будто высеченного из камня лица. Не узнавая, укладывали обратно, засыпали снегом и шли к другому бугорку. В четвертом или пятом покойнике они узнали пожилого воина из рода оронар, потом нашли одного бесуда и двоих мангутов.
– Вот как теперь бросают своих, – печально качал головой Халан, устало присев возле присыпанного мертвого мангута, оглядываясь вокруг. – Мы в наше время так не делали…
– Что ты, как можно было бросить своих, старались каждого подобрать, увезти и похоронить, – согласно закивал Гулгэн. – Подлый пошел народ, бросить сородичей и самим убежать теперь и за грех не считается.
Они осмотрели место от реки шагов на восемьдесят и перебрали около пятнадцати мертвецов, когда далеко на юге, в конце низины, шагах в четырехстах от них, показались двое всадников – как и они, с заводными конями. Старики нагнулись было над очередным бугорком и тут Гулгэн толкнул Халана в плечо.