Тень Бешеного
Шрифт:
Миновав две огромные гипсовые статуи рабочего и крестьянки у входа в здание старой постройки, Джулия углубилась во двор.
Здесь царили тишина и спокойствие, как в любом старом московском дворе.
Дети играли в песочнице. За детьми приглядывали их бабушки, не забывая судачить о каких-то важных делах.
Молодые мамы, не торопясь, прогуливались, толкая перед собой коляски.
Мужчина в замасленном комбинезоне копался во внутренностях старой «Победы».
Дворник в зеленой форме и черном фартуке лениво махал метлой,
Слева от подъезда красовался оливкового цвета «Ягуар».
Рядом на стульчике сидела женщина и вязала, изредка поглядывая на машину. Иногда она взмахивала руками, отпугивая голубей, норовивших присесть на крышу дорогущего автомобиля.
Вероятно, он и принадлежал академику Курушину. А женщина у подъезда — та самая консьержка, которая обнаружила его мертвое тело.
Джулия выбрала скамейку напротив подъезда, где произошло кошмарное убийство, извлекла блокнот из кармана куртки. Она листала записи, освежая в памяти имеющую отношение к убийству информацию. Когда она перевернула лист блокнота, из него вывалилась газетная вырезка. На фотографии был тот самый подъезд, напротив которого сейчас находилась Джулия.
— Интересуетесь покойником?
Джулия вздрогнула, услышав над собой резкий голос. Она подняла голову и увидела девушку лет восемнадцати, среднего роста, с толстой косой каштанового цвета. Вероятно, от того, что волосы были забраны назад, глаза девушки казались огромными. От Джулии не утаилось то, что в глубине этих глаз поселилось глубокое горе, от чего они казались безмерно печальными.
— Вы из газеты? Или из милиции?
— Нет, я…
Джулия не успела закончить. Собственно говоря, она даже не знала, что и сказать, а поэтому замешкалась.
— Значит, из газеты, — решила почему-то для себя девушка. — Очень кстати…
Она присела рядом, устроившись на самом краешке скамейки, словно собираясь в любую секунду сорваться с места. Во время всего разговора с Джулией она ни разу не взглянула на нее, а неотрывно смотрела на подъезд.
— Как называется самая главная журналистская премия? Не знаете? Пулитцеровская вроде… Да ладно, не важно! Зато я знаю, что вы ее точно получите.
— Откуда у вас такая уверенность? — Джулия решила не разочаровывать собеседницу, справедливо предположив, что та может оказаться бесценным свидетелем.
— В нашем роду все страдали избыточной самоуверенностью, — заявила девушка, не отводя глаз от подьезда. — Вот и отец мой, Матвей Курушин, тоже был страсть как уверен в себе и во всем, что делает.
— Академик Курушин — ваш отец?! — воскликнула Джулия.
Девушка уловила недоверие в голосе «журналистки» и рассмеялась странным, хрипловатым и нервным смехом. Ее словно душили спазмы, с которыми она отчаянно боролась, держась до последнего.
— Вы, разумеется, потом наведете справки, — сказала Курушина–младшая. — Мне некогда болтать, время идет.
Джулия хотела было уточнить, куда
Она говорила быстро, как в лихорадке:
— У отца было три жены, первую он бросил сам, потому что она не родила ему детей. Вторая, моя мама, родила меня, а сама умерла во время родов. Отец поклялся на ее могиле, что останется ей верен навсегда. Год назад, когда мне исполнилось семнадцать, он женился на этой… — Голос девушки сорвался, но она продолжила: — …На Эльвире.
— Сильно полюбил, наверное, — осторожно пред–положила Джулия.
— Вот именно! — саркастически откликнулась девушка. — У них оказалась взаимная любовь. Только папка любил ее, а она его деньги.
Девушка помолчала, а затем продолжила, говоря размеренно, словно в бреду:
— Мы с отцом хорошо жили. Я его в школе защищала. Меня там дразнили все. Говорили про него, что у меня сразу и отец, и дедушка. Он ведь пожилой уже был, когда я родилась. Так он меня с собой в горы брал, в путешествия всякие, на плотах плавали… Устроил в стрелковый клуб, у меня — первое место в Москве по стендовой стрельбе.
Беседа прервалась на самом интересном месте. Дальше события разворачивались стремительно.
Джулии даже показалось, что она присутствует на съемках фильма ужасов.
Хлопнула дверь подъезда, и на улицу вышли двое. Женщина — полная крашеная блондинка, увешанная таким количеством драгоценностей, что вполне хватило бы для витрины богатого ювелирного магазина. Мужчина — восточной наружности парень, моложе ее. Они оживленно и достаточно громко о чем-то болтали. Слышно было, как он называл ее Эльвира, она его нежно — Маратик.
В откровенных взглядах, которыми обменивалась парочка, ясно читалось: постель. Было ясно, что оба только что ее покинули и собирались в ближайшее время снова туда нырнуть, чтобы предаться страсти.
Засмотревшись на парочку, Джулия позабыла о девушке. Когда она повернулась к ней, скамейка оказалась пустой. Ее недавняя собеседница стояла около красной «девятки» и открывала багажник. Достав из него пятизарядное помповое ружье крупного калибра, девушка автоматически захлопнула багажник и направилась прямиком к парочке. Ружье она несла открыто, нисколько не таясь.
Эльвира и Марат слишком поздно ее заметили. Она подошла к ним, когда Марат вставил ключ в замок дверцы машины.
Завидев девушку, Эльвира сначала растерянно улыбнулась. Она просто не сообразила что к чему. Лишь заметив большое черное ружье, женщина тонко, истошно завизжала.
Консьержка у дверей подъезда выронила вязанье и посмотрела на Эльвиру, близоруко сощурившись.
Отчаянный женский визг напоминал поросячий, когда животное ведут под нож мясника.
Марат оставил ключ в замке и кинулся на помощь своей даме. Вероятно, он хотел отобрать ружье у девушки, потому что сделал шаг в ее сторону.