Тень Чернобога
Шрифт:
Рауль Моисеевич кивнул. Сбросив куртку и разувшись, прошел в ванную – помыл руки. И только тогда заглянул в комнату: его пациентка морщилась от боли, переворачиваясь на бок. Заметив доктора, удивилась:
– Ой, вы? А чего это?
– Дай-ка раны твои посмотрю.
– Лучше уже, честно.
Она снова перевернулась на живот, поправила сорочку.
– Где ж тебя так угораздило-то? – пробормотал доктор, а про себя отметил, что ранки и порезы выглядят так, будто их уже неделю успешно лечили. Почти сошли на нет небольшие порезы.
– Не
Рауль Моисеевич прищурился:
– А этот, который светловолосый, только в иглу умеет превращаться?
Девушка замерла. Изумленно посмотрела на доктора:
– Только.
– Хорошо.
– Что хорошего-то? Он зачем вам открылся-то? – девушка начинала злиться, от этого раны становились ярче и проступали на белой коже.
Доктор дружески похлопал ее по руке:
– Ну-ну, не злись, пожалуйста… Ишь какая сердитая. Ничего ж страшного не случилось, я никому ничего не рассказал, да и не собираюсь. Или вам, как в фильмах, говорить посторонним запрещается и теперь у вас всю магию заберут?
Ярослава уткнулась в подушку, засмеялась:
– Да уж прям… Только, ежели кому проболтаетесь, того уж придется в жабу превращать.
– А ты умеешь?
Ярослава обернулась, кивнула утвердительно:
– Умею. И в жабу, и щуку. И в собаку подворотную… Рауль Моисеевич пожал плечами:
– Ишь ты какая. Настоящая волшебница, выходит? – девушка опасливо кивнула. – И где ж вас таких учат?
– В Аркаиме… Не верите мне, да?
Доктор уже не знал, чему верить. Конечно, не в магию, но все-таки. Девушка хлопнула в ладоши – между ними загорелся светлый голубой шар, будто электрический.
– Это светозар.
Она сделала руками что-то вроде водоворота, будто размешивая невидимую кашу в котелке, – из-под пальцев выскользнуло серое, будто сигаретный дым, облако.
– Это темный морок. Он нам служит.
Будто в подтверждение ее слов внутри облака мелькнули острые ушки, выглянула любопытная мордочка и выскользнула из глубины призрачным зайцем. Чуть увеличившись в размере, зверь подпрыгнул. Поймав светозар, стал с ним играть – перекатывать между передними лапами.
– Чудеса, – прошептал Рауль Моисеевич.
– Вы добрый. По глазам вижу, – девочка аккуратно присела. – Только вы… одинокий больно.
– У меня дочка, внуки… – доктор улыбнулся. Улыбка получилась странная, потерянная.
– А в сердце тоска. Холод чувствую.
Рауль Моисеевич вздохнул, но промолчал.
– Поэтому вы сюда и вернулись. Потому что дома холодно и пусто.
– Ты просто цыганка, – он скептически хмыкнул. Но отрицать не стал.
Девушка качнула головой, заправила за ухо пушистую прядь.
– Нет. Это морок вместо вас говорит. Он вокруг вас кружится. Он вам всю жизнь помогает людей врачевать. Вы, правда, думаете, что это опыт, везение, интуиция…
– Ну-ну, так уж морок этот твой помогает, – доктор обиделся. – Я все-таки в институте учился, у меня практика… Чутье…
– Так и я о том: только
Рауль Моисеевич молчал.
– Ишь ты, призвание… Интересно ты говоришь, красавица. – Он поднялся. – Выздоравливай. Завтра еще, может, загляну… Если заскучаю.
Подмигнув, он вышел в коридор. Его вроде бы еще чаем напоить обещали.
Она пробудилась внезапно.
Город за окном наконец стих. Три часа ночи. Прислушавшись, не услышала ни голосов, ни шорохов. Села на кровати и огляделась. Укутавшись в ее плед и вытянув ноги до середины комнаты, в кресле спал Данияр.
Кате стало неловко: она не подумала, что ребят надо куда-то уложить, безответственно уснула. Хозяйка, называется.
Осторожно опустила ноги с кровати, встала.
Дверь в коридор оказалась приоткрыта, из ванной доносился храп – это прямо в ванне, закинув руки за голову, спал Берендей. Испугавшись собственного храпа, он сонно подскочил, пробормотал что-то себе под нос, устроился удобнее. На этот раз – тихо посапывая.
Ярослава спала в маминой комнате.
Катя прошла на кухню и притворила за собой дверь, будто отгораживаясь от сонного царства. Огляделась.
Итак, тень, что видела она в морочном коридоре, – тень Темновита, Чернобога. Он бог. Он равен Велесу. Он говорил, что хочет ей помочь. Зачем? Зачем ему помогать дочери Велеса? Да еще вот так, тайком? Значит, или он лжет, или его помощь направлена против Велеса. Он сказал, что в ней его кровь, что отец приготовил для нее участь стать изгоем и проклятой тенью. Он сравнивал себя с нею, говорил про схожесть судьбы и что вина – на отце, на Велесе.
Догадки роились одна другой страшнее и нелепее.
Если он в самом деле Чернобог, то мог уничтожить ее и в Дряговичах, и у Изенбека, это было очевидно. Значит ли это, что ему можно доверять? «Он сказал, что не причинит мне зла», – напомнила себе Катя. Это важно, но насколько?
Она мучительно соображала, что делать. Паника нарастала, застилая глаза: карта сгорит, и она ни отцовские дневники не вернет, ни узнает, что происходит.
Взгляд упал на брошенную на подоконник Данияром куртку – из внутреннего кармана торчал желтоватый уголок начертанной Велесом карты. Катя подошла ближе.
Щеки горели, в висках пульсировала кровь. Оглянувшись на дверь, Катя осторожно потянула за уголок и вытащила карту, с помощью которой они так замечательно скрытно передвигались. Небольшой, сложенный вчетверо плотный лист, шероховатый, с мягкой поверхностью. Девушка дрожащими руками развернула его: шесть отмеченных точек выгорели, оставив после себя потемневшие очертания, одна из них – та, по которой ходили дважды, – обуглилась и потемнела. Осталась еще одна точка.
Катя вгляделась в нее – аккуратный узорный оттиск. Внутри размашисто начертаны буквы В и С, оплетенные завитком, будто вьюном. Девушка догадалась: это подпись отца.