Тень Чернобога
Шрифт:
– Итак, главный вопрос: когда и при каких обстоятельствах мы с тобой познакомились?
Его взгляд лихорадочно блестел, на губах играла безумная и решительная улыбка. Катя устало покачала головой:
– Мы с тобой не знакомились.
– Откуда тогда я тебя знаю? Ты мне снишься в странном, старомодном наряде, типа историческом… Еще мне видится какое-то городище расписанное. Тоже похоже на реконструкцию. Это кино? Мы вместе участвовали в съемках?
Катя хмыкнула:
– То есть ты думаешь, что я – этакая киношная знаменитость?
Антон пожал плечами.
– Ну, я этого не говорил… Просто в историческую реконструкцию я не играю, мне это нафиг не сдалось… Но откуда-то же есть эти образы у меня в голове.
– Остается только кино, в самом деле, – Катя отвела от него взгляд. – Но нет. Кино здесь ни при чем. – Совсем недавно он казался ей таким романтично красивым с этой своей длинной челкой и хрустально-серыми глазами с томной поволокой. Она готова была им любоваться просто так. Совсем недавно. Но не теперь.
– О чем я вообще с тобой говорю? – пробормотала она устало и вздохнула. – Уходи, Антон.
– Кать…
– Ты ворвался в мою квартиру вместе с дружками, Афросием и Шкодой, вы наперебой требовали отдать вам посох. А расписанное городище – это Аркаим. Всё, это все ответы на твои вопросы. А теперь уходи, да поскорее!
Он растерянно смотрел на нее, моргал. Катя раздраженно поджала губы, вспылила:
– Да что ж это такое!
Схватив его за локоть, резко развернула и подтолкнула к двери. Решительно ее распахнув, выпихнула Антона на лестничную клетку и захлопнула дверь перед носом.
Шумно выдохнула и подбоченилась. Взгляд упал на его дубленку пристроенную на пуфе.
Звонок в дверь.
– Да что ж тебе надо от меня, – пробормотала она чуть не плача.
Катя решительно дернула ручку двери, на этот раз приоткрыв лишь небольшую щель, и, особо не разбираясь, выбросила дубленку на лестничную площадку.
– Не ходи сюда больше! – крикнула, захлопывая дверь.
Только сейчас она заметила на пороге кухни Данияра – он прислонился плечом к косяку и с интересом наблюдал за сценой. Поймав его взгляд, Катя покраснела. Парень в ответ понимающе улыбался.
– Бесишься? – спросил неожиданно. И тут же сам ответил с мстительным удовлетворением: – Бе-е-есишься. Значит, любишь.
Катя полоснула его взглядом:
– Давай без психоанализа. Твое дело – быть поводырем и изо всех сил заботиться о моей душе.
Данияр усмехнулся. Скрестил руки на груди. И подытожил:
– Я и говорю, бесишься.
Девушка решительно прошла мимо него.
Но, оказавшись одна, задалась вопросом: а не прав ли Данияр? Что она взъелась на Антона? По сути, их ничего не связывает, он ей ничем не обязан, как и она ему. Да, понятие порядочности никто не отменял, но… «Тем более что он даже не знает, в чем виноват», – напомнила она себе.
Катя легла на кровать, обняла подушку. По потолку бродили продолговатые тени, свет фар скользил по стенам. Она прикрыла глаза, представила свою прежнюю жизнь: спокойные вечера за книгой, уютный плед, запах готовящегося ужина, болтовня с мамой, планы на будущее, страх поступления в университет. Все осталось в прошлом. Но что она получила взамен?
Ярославу. У нее никогда не было сестры или такой близкой подруги.
Антона. Первый поцелуй – это же много, верно? Это навсегда. Хоть он и не настоящий, и вообще… Антон, конечно, был теперь словно перевернутой страницей в давно прочитанной книге. В том мире, из которого она ушла безвозвратно, где навсегда остались мама и уютный плед.
Берендея. С ним тепло и надежно. И он сказал, что выбрал ее. И правда, выручал не раз.
Данияра. Из-за него неспокойно на душе, болит и ноет, и хочется в подушку уткнуться и плакать. И представлять, что это его грудь. Его образ – самый яркий, укутанный тайной. Непонятно, на какую сторону и на какую чашу весов его поместить, поэтому он и остается в центре, занимая все воображение. Силуэт в окне. Немного мрачный, наполненный невероятной стихийной силой. Будто ветер на вершине утеса. Или прибой на каменистом берегу. Или…
Она осеклась.
«Ты влюбилась?» – усмехнулась она про себя.
Кажется, прозвенел звонок. Кто-то пришел. Мужской голос. И Ярушка что-то говорила.
Катя не слышала. Уткнув лицо в подушку, она спала.
Рауль Моисеевич медленно шел к автобусной остановке. Увиденное сегодня, конечно, не могло быть фокусом. Но и в реальность, в которой живые люди превращаются в иглы и обратно, его жизненный и врачебный опыт тоже отказывался верить. Раны на теле юной особы, которые он только что осмотрел, – не часть ли какого-то сатанинского обряда? Рука в нерешительности потянулась в карман – за клочком бумаги с телефоном Виктора Геннадьевича Лескова, недавнего знакомого следователя. Но с другой стороны – что он ему скажет? Что донимает граждан своим беспокойством, что ходит в эту подозрительную квартиру? А раны и ожоги – да мало ли где человек мог так обвариться? Не смертельно, хоть и неприятно. И заживать, скорее всего, будет долго.
Он убрал листочек обратно в карман.
Доктор шел и шел вперед, чуть опустив голову и спрятав ее от ветра. Вечер разгорался желтыми огнями, а он давно прошел мимо нужной автобусной остановки.
Так, сам не заметив этого, Рауль Моисеевич обнаружил себя у подъезда Катиного дома. Оглянулся в недоумении.
– Как это я так?
Растерянно огляделся – точно, этот же дом. Эта же улица. Пожал плечами.
– Ну, зайду тогда, простит молодежь мое старческое беспокойство, надеюсь, – он решительно дернул дверь подъезда.
Поднявшись на четвертый этаж, позвонил и на всякий случай проговорил в замочную скважину:
– Это доктор, я был у вас сегодня.
Он едва успел договорить, как дверь распахнулась: на пороге оказался незнакомый юноша, темноволосый, решительный.
– Добрый вечер. Хочу взглянуть еще раз на больную. – Ему отчего-то стало неловко, что солгал, поэтому добавил: – На самом деле шел домой, а ноги сами привели сюда. Чудеса сегодня происходят…
– Да, чудеса, – юноша странно повел плечом, посторонился, пропуская его внутрь. – Ярослава как раз проснулась. Будете чаю? Вы замерзли.