Тень дракона
Шрифт:
Шатов почувствовал, как кровь прилила к лицу. Не стыд, не осознание своей неправоты, а понимание того, что помимо его правды, есть еще и правда Сергиевского, и правда Климова, и правда Гремлина… А еще есть правда их начальства. А это значит, что есть еще и правда Дракона. Что наверняка есть нечто, что оправдывает его в собственных глазах и вполне может оправдать еще в чьих-нибудь. И получается, что более прав из них тот, кто сильнее?
– Вы еще что-нибудь хотите сказать, Шатов? – после минутной паузы совершенно деловым тоном спросил Сергиевский.
– Нет, – Шатов мотнул головой, – я могу идти?
– Куда? – Сергиевский приподнял удивленно правую бровь.
Очень здорово у него получается приподнимать правую бровь, превращая пустяковый вопрос в очень глубокомысленное замечание.
Куда? Действительно, куда может уйти Шатов. Домой? Там не Вита, там Вика. И Хорунжий ждет, когда Шатов принесет в гнездышко еще кусочек информации, или щепотку выводов. Все чего-то ждут от Шатова.
– Я еще не отпускал никого из членов группы, – сказал Сергиевский.
– Я думал, что…
– Что после этой истерики я вычеркну из состава группы единственного человека, лично разговаривавшего с Драконом и, если верить слухам, чувствующего Дракона на расстоянии? Я, может быть, двуличен и коррумпирован, но я не идиот. И ради того, чтобы иметь удовольствие заглянуть Дракону в глаза, я воспользуюсь помощью кого угодно. И мне будет наплевать на то, из какого источника ко мне это пришло. Наплевать. И если для того, чтобы выйти на этого твоего Дракона мне нужно будет врать и изворачиваться – я буду изворачиваться и врать. И всех вас заставлю делать это вместе со мной. Я доступно объясняю?
Сергиевский хрустнул пальцами.
– Дракон вне закона. Он живет за границей этого самого закона и поймать его можно одним способом из двух. Либо ждать, пока он пойдет на нашу территорию, либо самим пойти к нему. Посему я прекращаю прения и рассуждения на тему морально нравственных категорий и предлагаю работать. Тем более, что сейчас мы можем использовать практически неограниченные силы. Наша задача – думать.
– Тогда получается, что главная задача Дракона – не дать нам думать, – эта фраза вырвалась у Шатова почти произвольно. – Он будет делать все, чтобы вывести нас из равновесия. И действовать теперь он будет своими руками. Только своими.
Шатов прикрыл глаза рукой.
Только своими. Что там говорилось о странностях всех преступлений Дракона? Будто бы там действовали разные люди. Не он один, а разные. И он, естественно, не мог менять обличье, он находил способ заставлять людей все делать за него. Как тогда, когда он заставил Шатова играть роль гончей собаки и подсадной утки одновременно. И все в этом случае становится на свои места – он сказал, что убивал всех лично. Лично.
А охотник, отправляющийся на травлю зверя со сворой собак, разве не говорит, что лично затравил этого зверя. Вопрос только в том, как он умудряется содержать свою псарню, и где берет собак?
Если это так, то смерть того парня в спорткомплексе может что-то значить. Что?
– Шатов! Шатов! – майор повысил голос, пытаясь привлечь внимание Шатова.
– Да? Извините…
– О чем задумались?
– Так, ерунда.
– Я вас очень прошу – все версии выкладывать на стол. Самые фантастические и бредовые, – Сергиевский кашлянул, – у нас что-то нет ничего достаточно безумного.
– Я не знаю… – задумчиво протянул Шатов. – Пришла в голову мысль…
– Точнее.
– Помните, мы обсуждали внешность Дракона исходя из того, как совершались преступления? У вас в кабинете.
Сергиевский кивнул.
– Скажите, а подходит ли этот, без головы, на роль преступника? – Шатов оглянулся на Климова. – По всем параметрам?
Климов ответил не сразу. Вначале посмотрел на майора, словно ожидая разрешения или поддержки, но, не дождавшись, дернул щекой и тяжело вздохнул:
– Я точно не смотрел. Но на вскидку – не так чтобы полностью. Один из – может быть. Все преступления – с той же вероятностью, что и Дракон.
– Понятно… – протянул задумчиво Шатов.
– Что понятно?
– После смерти этого парня, Дракон совершил еще два убийства. И оба – своими руками.
– Оба – это какие ты имеешь ввиду? – переспросил Пирог. – Три.
– Два, – ответил Шатов, – девочку у меня во дворе и женщину возле «Севера»…
– А ту, которую он столкнул под машину?
– Ту, что под машину?
Действительно. Шатов отчего-то не вспомнил ее. Просто напрочь выбросил из головы, хотя не должен был.
– Не важно, – сказал Балазанов, – двое-трое, важно что всех своими руками. Только что это дает?
– Не знаю. Не знаю… – Шатов медленно встал. – Мне нужна распечатка сегодняшней сводки. Той самой, с погибшей под машиной. И я подумаю… Что-то крутится в голове…
– Скажите Барановскому, чтобы распечатал.
– Хорошо… – Шатов встал и медленно вышел из комнаты. Как в тумане. В холодном липком тумане из кошмара. Где-то в нем прячется Дракон. И Шатову предстоит шарить руками в этом тумане, раздвигать его рыхлые пряди и рисковать столкнуться с Драконом лицом к лицу.
Но почему ему понадобилась сводка? Что он хочет в ней найти? Очередная шутка подсознания. Словно что-то толкает его в нужном направлении. Как той ночью, в спорткомплексе. Озарение. А потом – вздрагивающая от боли плоть, выстрелы, отдача пистолета и вонь от сгоревшего пороха, смешивающаяся с пряным запахом крови. И кто-то расплачивается за озарение Шатова, расплачивается своей кровью.
Барановский сидел перед компьютером, надев наушники. По экрану монитора металось какое-то чудовище, лейтенант энергично елозил «мышкой», дробно щелкая кнопкой.