Тень и искры
Шрифт:
Нет. Нет. Нет.
Дверь справа была закрыта, но слева – нет. Оттуда доносилось жужжание, тихое гудение, которое мне следовало узнать, но в тот момент я не догадалась. Заглянула в комнату.
Мешок с яблоками и картошкой выпал из онемевших пальцев. Даже не услышала, как он ударился о пол.
Жужжало множество мух. А запах исходил от…
Куперы лежали на кровати. Пенн и его жена Амарис. А между ними – их дети. Донован и маленькая Мэтти. Рядом с Пенном валялся пустой флакон, из тех, в которых целители смешивают лечебные снадобья. Я решила, что они лежали на кровати, как это часто бывало, –
Но они не спали. Я это знала. Знала, что единственные живые существа в комнате – проклятые мухи. Знала, что кроме насекомых в этом доме уже некоторое время никого нет. Вот почему мой дар не предупредил, что я найду. Сейчас ни я, ни кто-то другой – ни смертный, ни бог – ничего не мог сделать. Слишком поздно.
Они мертвы.
Глава 15
Меня трясло, пока я шла по главному коридору Вэйфейр мимо королевских знамен и позолоченных светильников, которые горели, хотя в окна лился дневной свет. Из кухни в Большой Чертог и обратно нескончаемым потоком сновали слуги. Они несли вазы с ночными розами – в это время дня их лепестки были закрыты, отутюженные скатерти и начищенные до блеска бокалы. Не верилось, что весь этаж замка пропах жареным мясом и выпечкой, тогда как Куперы лежат мертвые в своей постели. Пенн и Амарис решили, что их единственный выход – тот пустой флакон. Они предпочли быструю смерть долгой и изнурительной. А тем временем здесь приготовлено столько еды, что им хватило бы на месяцы.
Мне хотелось сорвать знамена и светильники, разодрать ткань и разбить стекло. Сжав запыленную юбку, я поднималась по широкой, отполированной до блеска каменной лестнице на второй этаж, где, как знала, найду отчима. Приемные на нижнем этаже, расположенные рядом с пиршественным залом, использовались только для встречи гостей. Я туда уже заглядывала, и обе комнаты оказались пусты.
Добравшись до лестничной площадки, направилась в западное крыло замка. В коридоре возле личных покоев отчима я заметила нескольких мужчин. Королевские гвардейцы стояли в своей нелепой униформе и смотрели прямо перед собой, держа руки на рукоятях мечей, которые вряд ли когда-либо использовались в бою.
Когда подошла, никто из них не взглянул на меня.
– Мне нужно увидеть короля.
Королевский гвардеец, заслоняющий дверь, даже не моргнул, продолжая пялиться вперед. И не шевельнулся, чтобы отойти в сторону.
Терпение покинуло меня в тот момент, когда я вспомнила, что стало с семьей Куперов. Я шагнула к гвардейцу так близко, что увидела выступившие жилы на его стиснутой челюсти.
– Либо ты отойдешь, либо я тебя отшвырну.
Это привлекло внимание пожилого мужчины. Он перевел взгляд на меня, морщины в уголках его глаз стали глубже.
– Сомневайся, что я исполню эту угрозу. Потому что мне ничего так не хочется, как доказать, что ты ошибаешься, – пообещала я.
Лицо мужчины побагровело; костяшки пальцев, крепко сжимающих меч, побелели.
Я склонила набок голову и выгнула бровь. Если он посмеет поднять кулак хоть на дюйм, я буду не я, если не сломаю все до единой кости в его руке.
– Пайк, отойди, – приказал другой королевский гвардеец.
У Пайка был такой вид, словно он предпочел бы окунуть
Как только вошла в залитую солнцем комнату, меня окутал сильный запах трубочного табака. Солнце отражалось от стеклянных статуэток ручной работы, расставленных на полках. Некоторые изображали богов и Первозданных. Другие – животных, здания, экипажи и деревья. Король коллекционировал их, сколько я себя помнила. Сам он сидел за тяжелым железным столом спиной к окнам и балкону, на который выходил прошлой ночью.
Король Эрнальд всегда казался мне огромным – широкогрудый и высокий, готовый смеяться и улыбаться. Однако в отличие от мамы он не был неподвластен старению. Каштановые волосы начали седеть на висках, морщины в уголках глаз и на лбу становились глубже.
А сейчас в нем не было ничего огромного.
Король Ласании посмотрел на дверь, и на его лице промелькнуло удивление. Впрочем, оно быстро пропало, и его черты разгладились, став маской невозмутимости, которую он всегда носил в моем присутствии. Когда он знал, что я рядом, его смех стихал, а улыбки таяли.
Думаю, в глубине души он меня боялся, даже еще до того, как меня признали недостойной.
Мой отчим был не один. Я поняла это, когда вошла в кабинет и увидела затылок моего сводного брата. Тавиус сидел на диванчике посреди комнаты и лениво ковырялся в тарелке с финиками.
Больше в кабинете никого не было.
– Сера, – ровням тоном произнес король. – Что ты тут делаешь?
Ни малейшего тепла или любви в голосе. Вопрос прозвучал как требование. Раньше меня бы это уязвило. Но после того, как меня признали недостойной, я не чувствовала ничего. Однако сегодня его тон пробудил во мне вспышку ярости. Если он не знает, зачем я пришла, то понятия не имеет, что последние несколько часов я наблюдала, как гвардейцы, которых я позвала, хоронят Куперов.
– Куперы мертвы, – объявила я.
– Кто-кто? – переспросил мой сводный брат.
У меня одеревенела спина.
– Фермеры, чьи земли поразила Гниль.
– Ты имеешь в виду Гниль, которую ты не смогла остановить, – поправил Тавиус и взял финик.
Я не обратила на него внимания.
– А вы хотя бы знаете, кто это?
– Я знаю, кто они, – ответил отчим и положил курительную трубку на хрустальный поднос. – Меня уведомили об их кончине не более часа назад. Это очень прискорбно.
– Это более чем прискорбно.
– Ты права, – согласился он, и я прищурилась. У меня хватило здравого смысла проявить осторожность. – То, на что они решились, – это трагедия. Их дети…
– Вы хотите сказать, трагедия – то, на что им пришлось решиться. – Я скрестила на груди руки, чтобы не схватить какую-нибудь из его драгоценных статуэток и не швырнуть. – То, что у них не было иного выбора.
Отчим нахмурился и подвинулся вперед в кресле.
– Всегда есть выбор.
– Должен быть, но когда видишь своих детей… – У меня перехватило дыхание, и воздух обжег легкие, когда в ушах зазвучал смех маленькой Мэтти. – Я не согласна с тем, что они сделали, но они дошли до предела.