Тень и искры
Шрифт:
Эш снова издал темный, упоительный звук и положил руку поверх моей. С трепетом прижался к моей ладони.
– Это… будет больше, чем поцелуи и прикосновения.
– Будет? – Никогда не слышала таких бархатных ноток в своем голосе. Никогда мое сердце не билось так, как сейчас. Во мне снова заклубилось предвкушение. – Хочу сделать то же, что ты сделал для меня.
Он стиснул челюсти, когда я обхватила его сквозь штаны.
– Ты понятия не имеешь, как сильно этого хочу.
– Я тоже этого хочу, – прошептала я в пространство между нашими
– Я сейчас хочу не твою ладонь вокруг моего члена. Я хочу тебя. Тугую, влажную и теплую, – выдохнул он. По мне прокатилась волна трепета, и я сжала его крепче. Он застонал. – Если ты продолжишь ко мне так прикасаться, так и будет. Я буду внутри тебя, и ты не пальцы мои будешь трахать.
Он опустил голову и задел губами мои.
– Думаю, ты это знаешь.
Я знала.
О боги, знала целиком и полностью.
Я сглотнула и неуверенно провела рукой по его твердой груди. В голове роились сотни мыслей, боролись импульсивность и осторожность, безрассудство и здравый смысл. Мы уже зашли слишком далеко. Часть его была во мне. Он знает, какова я на вкус. Было бесчисленное множество причин прислушаться к здравому смыслу, и совсем немного – чтобы уступить безрассудству. Но последние кричали в моей голове громче и настойчивее.
Чем бы это ни было, я не хотела, чтобы это закончилось. Не хотела возвращаться к реальности, в которой больше никогда этого не испытаю. Эту самозабвенную свободу. Связь с собственным телом. С ним. Действительность. Не умирающую надежду исполнить свой долг; взять что-то подобное этому – прекрасное и могущественное – и использовать, чтобы убивать. Не необходимость быть кем-то другим, а быть собой.
Поэтому я отбросила осторожность и здравый смысл.
– Я знаю, что будет.
Его губы на моих изогнулись в улыбке.
– Ты принцесса.
– И что? А ты – бог.
Эш рассмеялся – этот звук растекся по моим венам.
– И тебе не следует предаваться разврату в лесу прямо на земле.
– А если я не принцесса? – возразила я, убирая руку. – Тогда можно приступать к упомянутому разврату?
Его смех защекотал мои губы, а его рука скользнула по изгибу бедра.
– Никому не следует предаваться разврату на земле в лесу. Особенно если они наверняка горько пожалеют впоследствии.
– Откуда ты знаешь, что я пожалею?
– Пожалеешь.
Он коснулся губами моих.
Я поняла, что он имеет в виду последствия, которые часто случаются после хорошего разврата. Дети. Я расслабилась. Он предусмотрительно думал о таких вещах, тогда как мне это и в голову не пришло. Дети у смертных и богов рождались крайне редко, я никогда таких случаев не встречала.
– Это можно предотвратить, – прошептала я, имея в виду траву, которую, как знала, женщины применяют до или после, чтобы помешать этому. – Это…
– Знаю, что это, – перебил он. – Но, как ни удивительно, говорю о другом.
Я нахмурилась.
– Тогда о чем именно я пожалею? Или ты думаешь, что я не знаю, чего хочу и в
– Ты производишь на меня впечатление человека, который точно знает, чего хочет и в чем нуждается. Но это неразумно.
– Тогда что ты делаешь? – настойчиво спросила я, слегка толкая его в грудь.
– Стараюсь не приступить к упомянутому разврату.
Он обхватил мой зад, пальцы вжались в мою плоть.
По мне пробежала волна.
– На случай, если ты не понимаешь, это странный способ не вовлекать в разврат.
– Знаю, – ответил он. – Наверное, это потому, что у меня не так много опыта с тем, что приводит к разврату.
Во мне вспыхнуло удивление. Я открыла рот, чтобы спросить, имеет ли он в виду то, о чем я подумала, потому что как бог он не может… Но его губы накрыли мои. И поцелуи… его поцелуи очень отвлекали. Его губы двигались на моих медленно, опьяняюще, словно он пил с них влагу. Казалось, прошли часы, хотя знала, что минуло всего несколько минут. Поцелуи стали медленнее и нежнее. Больше никаких неожиданных уколов клыков, и с каждым движением его губ и поглаживанием языка я понимала, что дальше этого мы не зайдем.
Несмотря на то, что я ему возражала, и на его раздражающую и удивительную сдержанность… такое завершение казалось правильным. Разумным, потому что будет трудно забыть, как он меня целовал; удовольствие, которое он мне доставил; и то, что сейчас чувствую. А что-то большее было бы невозможно оставить.
Его губы медленно оставили мои, и он отстранился. В моей голове царил приятный туман. Я открыла глаза и увидела, что он всматривается в лес.
Меня охватило беспокойство.
– Ты что-то услышал?
– Ничего нового. – Глядя на меня, он провел рукой по моей ноге и убрал. – Если я останусь, то, наверное, буду как одержимый считать твои веснушки.
Его слова затронули мое сердце, и я резко вдохнула. Мне не нужно это чувствовать.
– Но мне пора уходить.
Я заставила себя разжать руки на его плечах – не помнила, когда они там оказались – и кивнула.
– Я уже должен был уйти, – добавил он. – Не ожидал, что сегодня вечером задержусь.
Я проигнорировала укол разочарования.
– Думаю, сегодняшний вечер… был совершенно неожиданным.
– Согласен.
Он дотронулся до моей щеки, удивив меня. Поймал локон волос, выпрямил и медленно накрутил на палец. Уставившись на мои волосы, погладил их большим пальцем.
– А теперь ты отправишься домой, в постель, где гораздо удобнее, чем на земле в лесу?
Я кивнула.
Но он не слез с меня, его вес по-прежнему был таким приятным и дурманящим. Пока он сосредоточил все внимание на моих волосах, я воспользовалась возможностью рассмотреть его лицо: лоб и гордая линия носа, высокие угловатые скулы и потрясающе мягкие губы. Мужественная челюсть и слабый шрам на подбородке. Я запечатлела в памяти все эти детали, ощущая его тело на себе и то, как мои губы покалывает после его прикосновений.