Тень императора
Шрифт:
Вот теперь, как это ни странно, ей следует проявить политическую гибкость. Сделав резкое заявление австрийцам, она обязана была оставить им открытую дверь для примирения, и таковой дверью должен стать именно Остерман. Гнать его рановато, да и опасно - слишком уж во многие тайны политики Петербурга он вовлечён. Но и воли давать нельзя. Раннэиль уже едва хватало терпения вышибать со сладких должностей его ставленников-немцев, зато у Остермана доставало упорства приглашать из германских княжеств новых знакомцев. Этому следовало положить конец, не поднимая особого шума.
Нелёгкое наследие оставил ей покойный супруг. Но она справляется.
Пока - справляется.
–
Знатные женщины - княгини, графини и прочие баронессы - безмолвно присели в реверансе и удалились. Хорошо она их вышколила. Ранее, бывало, трепали языками во время официальных церемоний, а сейчас, гляди-ка, по части послушания почти сравнялись с альвийками.
А в кабинете сердце невольно дрогнуло и отозвалось мгновенным, едва ощутимым покалыванием под лопаткой. Здесь, даже месяцы спустя, ещё хранился запах. Его запах. Раннэиль было больно приходить сюда, но нужно работать с бумагами, проводить приватные приёмы. Не в личных же покоях это делать... Сколько вечеров они провели за этим массивным столом... Сейчас она, плавным шагом пройдя через всю не слишком просторную комнату, заняла ставшее привычным место - в простом деревянном кресле с единственной подушкой.
– Присаживайтесь, Андрей Иванович, - прежним ровным тоном произнесла она, скупым жестом указав канцлеру в сторону единственного стула.
– Разговор будет серьёзным.
– Ах, ваше величество, как вы были неосмотрительны!
– Остерман, едва присев, дал выход своим чувствам.
– Австрия - едва ли не единственный наш верный союзник в борьбе с турками и происками Версаля, а вы изволите отчитывать имперского посланника, словно провинившегося лакея!
– Император подал к тому достаточный повод, Андрей Иванович, и давайте закончим обсуждение этой темы, - альвийка медленно провела ладонью по сукну, покрывавшему стол, давая канцлеру внятный тому знак, что здесь уступок не будет.
– Нам с вами иное решить следует. Первое - насколько император в действительности готов к дальнейшей кампании против осман, и насколько вы сами готовы поспособствовать продолжению совместных военных действий. Сепаратный мир за нашей спиной мало похож на дружественную политику.
– Кабинет императора склоняется к мнению, что продолжение войны становится накладным, - пряча взгляд, ответил Остерман.
– В каком смысле?
– Во всех, ваше императорское величество. Империя несёт и денежные, и политические потери. Белград, можно считать, уже турецкий, и император опасается, что дальнейшие военные действия приведут к утрате Хорватии.
– А сражаться до победы имперцы не пробовали?
– губы императрицы тронула жёсткая усмешка.
– Можно попытаться передать командование южной армией тому же принцу Евгению Савойскому, например, а не держать его в бездействии, ожидая нападения французов.
– Французов удерживает от новой атаки на империю едино лишь грозное имя принца Савойского, - напомнил его светлость канцлер.
– Впрочем, я понял, на что изволит намекать ваше величество. Имя генерала Ласси с некоторых пор у них так же в уважении. Но и Ласси мы не можем отозвать, не нарушив договора.
– Отчего же - не можем? Войско уходит на зимние квартиры, что тут странного. По весне отправим его к границам прекрасной Франции. А чтобы в Версале вернее поняли наши намерения... Впрочем, предоставьте это мне.
– Матушка государыня, - почти без акцента проговорил Остерман, горестно вздыхая.
– Неужто вы хотите меня, и без того хворого человека, вовсе свести в могилу, вынудив указывать венскому императору? Да кто я таков, чтобы столь высокой особе выговоры делать? Ох, грехи мои тяжкие...
– из его бесстыжих глаз градом покатились слёзы.
– Уйду я, ваше
– Стало быть, груз политики российской вы переложите на мои женские плечи, - альвийка продолжала усмехаться.
– Что ж, раз вы не способны удержать его, быть по сему. Потяну уж и сей воз.
Она испытала миг мрачного торжества, когда Остерман понял, что переиграл. Слёзы мгновенно просохли, а на обрюзгшем от возраста и настоящих недугов лице появилось выражение испуга.
– Ох, ваше величество, - Андрей Иванович схватился за сердце.
– А как же дела европейские? А аккорд, что мы ныне готовим? Ведь Пруссия... и визит короля... и помолвка цесаревны Натальи... Ох, матушка, что ж вы делаете!
– Оставьте, ваша светлость, - альвийка без малейшего усилия превратила жёсткую усмешку в приветливую улыбку.
– Просто я даю вам понять, что со мною игры на тему отставки не пройдут. А ну как придёт мне в голову бабья блажь дать ход прошению?.. Словом, границы возможного я вам обозначила, а каким способом вы станете убеждать императора Карла и его министров, меня не волнует. Мне важен результат, а именно - прекращение империей сепаратных переговоров и продолжение военных действий на Балканах. В противном случае мы отзываем Ласси и продолжаем воевать с турками, пока те сами не запросят мира... Постарайтесь быть убедительным, Андрей Иванович. От этого многое зависит.
– Должен признать, в Вене не слишком хорошо представляют, насколько нуждаются ...в нас, - Остерман, оставив ломать комедию, сделался мрачен, словно пастор на похоронах.
– Здесь ваша правда, матушка Анна Петровна... Помнится, имел я как-то беседу с вашим батюшкой, князем Петром Фёдоровичем. В числе прочего он сказал, что нельзя недооценивать ни врага, ни друга. Что ж, стало быть, мне предстоит поработать пером, а вам оставлю меч.
– Не смею вас задерживать, Андрей Иванович, - Раннэиль лёгким кивком обозначила конец аудиенции. Края её чёрной кружевной накидки чуть колыхнулись.
– Проект письма предоставьте мне на апробацию. Быть может, понадобится что-либо добавить, либо изъять.
Она ещё проводила его улыбкой. Но стоило двери закрыться, как лицо альвийки отразило плохо сдерживаемый гнев. Ей, давно отвыкшей удивляться чужой подлости, за десять лет сделалась ненавистной политика Австрии. Англичане, и те вызывали больше уважения своей последовательностью. Империя же если в чём и была последовательна, так это в предательстве союзников. Стоило потерпеть одно поражение, они начинали стенать о непомерных издержках, плевали на союзников, и старались тут же заключить мир на любых условиях. Если же дела Империи шли неплохо, австрийцы исполнялись гордыни и пытались поставить союзные страны в подчинённое положение. В родном мире так не поступал даже князь-узурпатор, чьё имя Верные Дома предали забвению... В том, что Остерман враг, Раннэиль давно не сомневалась. Но здесь она предпочитала придерживаться английской поговорки о друзьях и врагах. Пока Россия нуждается в союзе с Австрией, императрице нужен Остерман в роли канцлера. Чтобы он не слишком зарывался, есть вице-канцлер Кузнецов. Но как всё это вытерпеть...
"Как Петруша это терпел столько лет, и не убил его..."
Тень императора со вздохом поднялась и подошла к двери. Сегодня Никита Степанович должен представить ей нового секретаря - взамен впавшего в немилость Макарова. Хоть тут облегчение будет, а то по возвращении из Очакова самолично письма перебирала.
Тени императора придётся многое изменить, не меняя главного.
Российской императрице-регенту досталось нелёгкое наследие, но дела европейские тоже сложно было назвать блестящими. Европа продолжала выяснять, чей ставленник будет царствовать в Польше, притом, эти выяснения уже второй год имели форму настоящей войны.