Тень Инквизитора

Панов Вадим Юрьевич

— Занимаемся, — признал Кортес.

— Кто вас нанял?

— Мы проводим самостоятельное расследование, — медленно ответил наемник. — В собственных интересах.

— Я могу вам верить?

— Так же, как я могу верить вам, — вздохнул Кортес. — Ваше слово против моего.

— Хорошо, — понял отец Алексей, — мое слово: мы не поддерживаем Курию.

Внимание молодого монаха было приковано к непроницаемому лицу Кортеса, а потому он не заметил отразившегося на лицах Артема и Инги облегчения. Но почувствовал, не мог не почувствовать, что напряжение, возникшее при его появлении, спало.

— Проповедники Союза ортодоксов имеют сан, — тихо произнесла Яна.

— Это моя вина, — не стал

скрывать молодой монах. — Увы. Забытая пустынь обязана следить за тем, чтобы в церковь не проникали маги, но Глеб был необычайно осторожен: он действовал через Феофана, а получившие сан колдуны сразу же исчезали, прятались, стараясь не попадаться на глаза моим людям. — Отец Алексей вздохнул. — Теперь договор нарушен… нарушен по нашей вине. По моей вине. И мне нужна помощь.

Кортес видел, что монах не лжет и честно рассказывает о положении дел, но от опытного наемника не ускользнула более важная деталь: Алексей уверен в себе. Он не умолял о помощи и даже не просил ее, слова, которые произносил монах, не совсем правильно отражали ситуацию: лидер Забытой пустыни предлагал партнерские отношения и, как догадался Кортес, не очень бы расстроился, получив отказ. «Выход найден, но есть вещи, которые монах не хочет или не может сделать сам, а потому пришел сюда. Что ж, любой честный игрок имеет право держать в рукаве два-три резервных туза».

— Вы согласны… — отец Алексей прищурился, — оказать помощь?

Несмотря на молодость, монах сумел разобраться в мыслях наемника, и легкая улыбка, скользнувшая по его губам, показала Кортесу, что сидящего перед ним человека недооценивать не стоит.

— В чем смысл договора? — спросил наемник, глядя прямо в глаза Алексея.

— Церковь создана людьми и для людей. Обычными людьми и для обычных людей. Все мы знаем, что в нашей истории были времена мощных колдовских кланов, но при этом хорошо известно, что девяносто процентов этих линий не были доминантными. Нам дали шанс, которым мы сполна воспользовались, и решение древних уйти от магического пути развития было продиктовано глубоким пониманием сути человека. — Монах усмехнулся. — У всех ведущих семей Тайного Города магические способности передаются с вероятностью сто процентов, у их вассалов этот показатель не намного ниже, и состязаться с ними бессмысленно. У людей своя дорога. Мы не можем строить общество, во главе которого окажется узкая каста избранных: у каждого должна быть возможность взлететь. Взлететь! И подрезать себе крылья мы не позволим.

— А как же быть с магами? — Инга сдержалась, не выкрикнула свой вопрос, но и промолчать не смогла.

— Мы миримся с вашим существованием, — слегка удивился отец Алексей. — Разве не так? И будем мириться впредь, пока…

— Пока соблюдается договор, — закончил Артем.

— Совершенно верно.

Молодой монах, немного сбитый замечанием Инги, помолчал, собираясь с мыслями.

— Договор заключен много веков назад, и за это время его не раз пытались нарушить. К сожалению, только с нашей стороны. Великие Дома соблюдают каждую запятую, их устраивает статус-кво, они готовы ждать, а вот люди нетерпеливы. Или властолюбивы. Или азартны. Были четыре попытки подмять Церковь и установить на Земле теократическую диктатуру. Две из них мы пресекли с помощью Хранителя Черной Книги, с двумя справились сами… Надо сказать, что Глеб и его Курия — это самая продуманная атака. Но мы справимся.

— Вы не боитесь войны с Великими Домами? — быстро спросила Яна.

— Буду откровенен, — медленно ответил монах. — Наша давняя победа над Тайным Городом стала возможной благодаря эффекту неожиданности. Великие Дома не были готовы к тем сюрпризам, которые преподнесли им святые, но это в прошлом. Я уверен, что нелюди разработали тактику

борьбы с нами, что в следующий раз резни не будет: начнется долгая и кровопролитная война с равными шансами на успех. Поэтому я и хочу, чтобы следующего раза не было.

* * *

Частный жилой дом.

Подмосковье, Николина Гора,

20 сентября, суббота, 21:24.

Некрасивый, прячущийся среди деревьев дом пребывал в задумчивой грусти. Сам дом. Он притих, потускнел и замер, прислушиваясь к происходящему, словно пытаясь понять, что будет с ним завтра. Словно не веря, что тот, кто столько лет наполнял его существование смыслом, уже никогда не пройдет по комнатам, не поднимется по лестнице, не устроится в кресле напротив пышущего жаром камина. Дом знал, что нравится хозяину, что нужен ему, что, несмотря на всю сложность своего характера, а может, благодаря ей хозяин никогда не предаст и не разрушит собственное убежище. Дом верил и любил. Он чувствовал, в каком отвратительном настроении вернулся днем хозяин, постарался сделать все, чтобы хоть как-то смягчить его душу, и был в шоке, когда страшный карлик безжалостно расправился с единственным на Земле человеком, способным любить некрасивые, но такие надежные и верные стены. Дом не мог помешать.

И теперь, жалобно поскрипывая перекрытиями, прислушивался к тому, что происходило вокруг.

— Самоубийство, — холодно произнес офицер. — Никаких других вариантов. Сто из ста: митрополит сам сунул голову в петлю.

Смерть Феофана расследовала специально вызванная из Москвы бригада ФСБ: при всей своей скандальной славе митрополит занимал высокое положение в обществе, и дело поручили «федералам». Местная полиция присутствовала в единственном экземпляре: начальник управления полиции лично, но его роль сводилась к выполнению положенных по закону формальностей.

— Вы так и напишете в заключении о смерти? — негромко спросил полицейский.

Полковник понимал, что в данных обстоятельствах возможно все, и отчаянно хотел побыстрее покончить с щекотливым делом.

— Теоретически, мы должны так поступить, — пожал плечами фээсбэшник. — Но я получил указания прислушаться к мнению уважаемого митрополита Даниила. Руководство страны понимает, что столь… столь некрасивая история требует деликатного подхода. Мы можем сообщить об острой сердечной недостаточности, например.

Блюстители закона одновременно посмотрели на третьего человека, присутствующего при конфиденциальном разговоре и до сих пор молча сидевшего в кресле.

— Ваше слово?

Даниил тяжело качнул головой, помолчал, спокойно выдерживая взгляды собеседников, затем поинтересовался:

— Мы можем доверять людям, которые проводят расследование?

— Абсолютно, — твердо ответил фээсбэшник. — Мои ребята будут молчать. С приближенными Феофана мы переговорим дополнительно.

— За меня можете не беспокоиться, — вставил полицейский. — Могила. — Поняв, что выбрал не совсем удачное сравнение, полковник смутился: — Извините.

— Могила, — задумчивым эхом отозвался Даниил. — Скажите, Иван Ильич, — теперь митрополит смотрел только на фээсбэшника, — вы ведь можете не оглашать результаты расследования в прессе?

— У федеральной службы есть такое право, — подтвердил офицер.

— Другими словами, мы можем ограничиться невнятным: «скоропостижно скончался». Без объяснения причин.

— Журналисты вцепятся клещами, — тоскливо протянул полицейский.

— Через два дня эта новость уйдет с первых страниц, — махнул рукой фээсбэшник. — Два дня давления, и мы сможем просто замолчать причину смерти.