Тень каннибала
Шрифт:
Присесть в прихожей, как нарочно, было не на что. Оперативники снова переглянулись, уверенные, что хозяин предложит подождать здесь и вынесет из кухни табуретку, но тот гостеприимным жестом отодвинул портьеру и сделал приглашающее движение рукой в сторону комнаты.
Милиционеры вошли и остановились на пороге, откровенно озираясь по сторонам. Участковый неловко примостился на краешке предложенного хозяином старомодного кресла с резными деревянными ручками и красной плюшевой обивкой. Он щелкнул замочками кейса и положил перед собой чистый лист бумаги — прямо на кейс, так как на заваленном книгами, бумагой
Записав анкетные данные Козинцева и бегло просмотрев его паспорт, участковый перешел к делу.
— Скажите, Ярослав Велемирович, на какие средства вы живете?
Хозяин удивленно поднял над оправой очков не затронутую шрамом бровь.
— Это допрос? — осведомился он и зачем-то дотронулся до кончика носа указательным пальцем с длинным, отполированным и, кажется, даже покрытым бесцветным лаком ногтем. Сделал он это так, как делают пациенты на приеме у невропатолога, — ну, может быть, и не совсем так, но похоже.
— Впрочем, — продолжал он, не дождавшись ответа, — секрета тут нет. У меня есть кое-какие средства, плюс пенсия по инвалидности… ну, и кое-какие другие доходы, о которых наша родная налоговая полиция осведомлена в полной мере. Я, скажем так, свободный художник. Немного здесь, чуть-чуть там…
— А вот ваши соседи, — перебил его участковый, — утверждают, что вы занимаетесь незаконной медицинской практикой.
— Как интересно! — с неуместным восторгом воскликнул Козинцев. — А что еще они утверждают?
— Давайте для начала разберемся с медицинской практикой, — предложил участковый.
— Давайте, — радостно согласился Козинцев. — С превеликим удовольствием! Поймите меня правильно: я ничего не имею против своих соседей. Это милейшие люди, но они впали в какое-то прискорбное заблуждение и вдобавок ввели в заблуждение вас. Возьмем простой пример… Вы женаты?
— Это к делу не относится.
— Ну, допустим, что женаты. Вы не против? Отлично! Допустим, вы женаты, и вот ваша жена отправляется на кухню чистить картошку. Вы мужчина серьезный, хозяйственный, и все ножи у вас дома наточены так, что ими можно бриться…
Тут участковый Зайцев слегка смутился, поскольку его супруга частенько жаловалась на то, что в доме нет ни одного острого ножа — и не только ножа, но и мужчины, который мог бы этот нож наточить. Но вида он, разумеется, не подал, а лишь слегка нахмурился, давая хозяину понять, что ему следует держаться немного ближе к делу.
— И вот, — продолжал Козинцев, — она порезала палец и прибежала к вам, держа этот окровавленный палец перед собой. Что вы делаете? Может быть, вы бросаетесь к телефону и вызываете „скорую“? Нет, конечно. Вы дуете на несчастный пальчик, говорите ласковые слова, может быть, даже слизываете кровь… — тут он сделал едва заметное, явно непроизвольное глотательное движение и слегка осипшим голосом продолжал:
— Потом вы обрабатываете ранку какой-нибудь дрянью — скорее всего, обыкновенным йодом, — и, как умеете, бинтуете несчастный пострадавший палец. Это незаконная медицинская практика? Да или нет?
— Это оказание первой медицинской помощи, — парировал участковый, — не требующее специальной квалификации. А как насчет коррекции осанки?
— Рассмотрим другой пример, — потирая руки, с энтузиазмом предложил Козинцев. Похоже было на то, что он получает от беседы искреннее удовольствие. — Кто-то из этих молодых людей — он указал на оперативников, которые, уже не скрываясь, осторожно шарили по полкам, — занимаясь в спортивном зале, повредил себе спину. Допустим, вы знаете, что нужно делать в подобных случаях. Заметьте, не предполагаете, как большинство недоучек, которые сидят в районных поликлиниках, а точно знаете! Человеку больно, вы можете ему помочь… Неужели же вы вместо этого заставите его тащиться к черту на кулички и торчать полдня в очереди, чтобы в результате его искалечили еще сильнее? А?
Он уже почти кричал, безостановочно потирая ладони, словно они у него мерзли.
— Не надо так волноваться, — без намека на теплоту сказал участковый. — Разумеется, если бы я был уверен в своих силах, я бы помог человеку. Но не ради денег, а вот именно чтобы помочь…
— Стоп, — переставая потирать ладони и выпрямляясь в кресле, остановил его Козинцев. — Деньги? Ах, вот оно что! А я-то думаю: при чем тут какая-то медицинская практика? Да господь с вами, майор!
— Старший лейтенант.
— Да хоть ефрейтор или этот, как его… генералиссимус! Я же вам говорю: вас ввели в заблуждение. Я не беру денег с людей, которым и без того приходится туго! Зачем мне лишнее? Кроме того, это противоречит моим принципам, — он захихикал. — Надо же, деньги! Это вам кто-нибудь сказал или вы сами придумали? Давайте говорить как интеллигентные люди, свято чтящие уголовный кодекс: вам этого никогда не доказать, потому что этого на самом деле не было. Найдите тех, кто ко мне обращался, и пусть хоть один из них скажет, что я взял с него деньги!
Участковый, который знал, что это чистая правда, начал понемногу раздражаться. Этот тип ему активно не нравился, и он отлично понимал добропорядочных граждан, которые требовали изолировать его от общества. В этой квартире все было странным — от хихикающего, причудливо искалеченного хозяина с его побрякушками на шее и маникюром на ногтях и до последнего вбитого в стенку гвоздя. Вспомнив о маникюре, участковый машинально опустил глаза, но взгляд его уперся в меховые тапочки, сквозь которые невозможно было разглядеть, делает ли Козинцев педикюр.
— Хорошо, — сказал он, стараясь сохранять спокойствие. — Не надо так нервничать, Ярослав Велемирович. Вас ведь ни в чем не обвиняют…
— Пока, — вставил один из оперативников. Прислонившись плечом к книжной полке, он рассеянно листал „Тайные ритуалы племен Новой Гвинеи“ печально известный труд английского антрополога Джеймса Риджвика.
Козинцев не обратил на эту реплику ни малейшего внимания. Или сделал вид, что не обратил.
— А что это говорят, — продолжал участковый, — будто вы исповедуете какой-то экзотический культ? И не только исповедуете, но и, по слухам, проповедуете?