Тень Конторы
Шрифт:
Он встал и без предупреждения и без замаха огрел ближайшего к нему «милиционера» арматуриной по фуражке.
«Милиционер» рухнул как подкошенный.
Ну еще бы — против лома нет приема!..
Два его приятеля имели хорошую реакцию и мгновенно отскочили в стороны, беря драчуна в клещи. Но он был к этому готов. Он ведь не был строителем, он только под него «косил».
— Ага, не нравится! — торжествующе заорал «прораб», метнув обломок кирпича. Очень неудачно метнув — точнехонько в лоб уже выдернувшего пистолет «милиционера».
С кирпичом тоже не поспоришь.
Такой
Третьего «милиционера» он вырубать не стал, так как это было бы уже слишком.
Прыгая и страшно матерясь на ходу, «прораб» бежал к забору.
— Стоять! — рявкнул «милиционер».
И выстрелил. Не в воздух, сразу в беглеца.
Но стрелял он не в корпус, а в ноги, потому что должен был взять его живым.
Пуля впилась в землю в каком-то сантиметре от пятки беглеца. Что придало ему сил. Он подпрыгнул, перевалился через забор и был таков.
Выбежавшие из дома «милиционеры» увидели двух своих, поверженных на землю товарищей, еще одного с дымящимся пистолетом в руках и не увидели беглеца.
Ушел, гад!
Что было странно, учитывая выучку «милиционеров», но объяснимо. Потому что арматурина это не оружие и не боевой прием — это просто случайная арматурина.
— Ты, ты и ты — за ним. Остальным — срочная эвакуация!
Выстрелы прозвучали, и оставаться здесь дольше было опасно, так как с минуты на минуту мог прибыть милицейский патруль. «Милиционеры» подхватили под руки раненых и быстро пошли к машине.
Три фигуры, метнувшись от группы, перемахнули через забор, заметили бегущего вдалеке человека и бросились за ним.
Такого поражения они не терпели давно. Причем от кого — от какого-то строителя! Но, с другой стороны, любой профессионал вам скажет, что с ровней иметь дело в сто раз проще, чем с профаном, от которого не знаешь, чего ждать. Вот и здесь — не ждали… Ну ничего — пусть побегает, раз такой прыткий. Далеко все равно не убежит!..
Глава 27
— Я вам не какой-нибудь босяк, я богатый человек и не позволю обращаться с собой подобным образом! — величественно сообщил Актер, играя кого-то из персонажей то ли Островского, то ли Горького.
Но его напор никого не испугал. Его напор был жалок.
— Сядьте, — показали пленнику на стул. Тот сел, небрежно закинув ногу на ногу. Стоявшие перед ним люди были без масок, что казалось Актеру естественным. Если бы он был чуть более подкован, он понял бы, что отсутствие масок лично ему не сулит ничего хорошего и что вряд ли его отсюда выпустят живым, раз не боятся показывать свои лица.
Но он этого не понимал и хорохорился!
— Кто вы такие… как вы смеете?.. На него смотрели почти с жалостью.
— Кто мы — не важно. А вот кто вы? Актер назвал хорошо заученную им фамилию и пересказал вызубренную наизусть биографию. Его очень внимательно выслушали. —
— Тогда вашу руку, — попросил один из присутствующих, протягивая свою.
Актер истолковал его жест по-своему, он подумал, что его отпускают, что с ним прощаются. И, радостно улыбаясь, схватил предложенную руку.
Но это было не рукопожатие…
Мужчина придержал его руку и очень спокойно и деловито, с силой отогнув в сторону мизинец, переломил его в суставе как цветной карандаш.
Раздался сухой, страшный хруст и крик. Актера.
— Хватит врать, старый козел! Кто ты?..
— Я же сказал…
Мужчина снова ухватил сломанный мизинец и еще раз переломил его надвое, так, что из пальца, прорывая кожу, полезли белые осколки костей.
Актер взвыл и упал на колени.
— Кто ты? — повторил мужчина свой вопрос. Актер не раз играл героические роли на сцене и экране — его пытали татары, крестоносцы и гестаповцы, он умирал в застенках, на плахе и возле крепостной стены, выкрикивая в самые лица палачей мужественные монологи. Он делал это очень здорово, потому что вживался в роль, искренне веря в то, что делал и что говорил. Он думал, что и в жизни сможет так же…
Но в жизни, кроме демонстрации презрения к врагу, нужно было терпеть боль. Настоящую боль. Страшную боль. И видеть кровь — свою, не сценическую, не кетчуп.
Чего Актер не умел.
Он умел умирать на сцене. И не умел в жизни. Он рассказал все. Про то, что никакой он не «новый русский», а старый артист провинциального театра, что его в одном из спектаклей увидел незнакомый ему мужчина, который предложил сыграть роль покупателя дома. Он согласился. И сыграл.
— Кто этот человек? Его имя?!
— Я не знаю. Я его видел только раз, — соврал Актер.
Но все увидели, что он врет.
— Кто он?
Ему даже не пришлось ломать пальцы, ему достаточно было продемонстрировать готовность сломать еще один палец.
— Я скажу, скажу!.. Это прораб.
— Прораб?!
— Да, он…
Актер сдал Резидента. Потому что не мог не сдать… Он не сдал бы его лишь в одном-единственном случае — если бы умер. Но он остался жив…
Актер умер все равно, но умер мучительно, с переломанными пальцами, моля своих палачей о пощаде. Актер умер так, потому что его подставил Резидент. Который не должен был оставлять его в живых. Который должен был убить его сам. Убить легко, без физических и нравственных мук, без осознания того, что происходит. Убить — милосердно.
Но он его пожалел. И подставил.
Жалость обернулась жестокостью. И обернулась провалом!
Враг узнал то, что не должен был узнать, — узнал, что реального покупателя у четырехэтажного дома не было, что покупателем был бедный как церковная мышь актер, нанятый человеком, который изображал прораба.
Что рождало новые вопросы. Очень опасные вопросы.
Зачем «прорабу» ссужать деньгами кого-то еще, а не совершать покупку самому? И зачем напяливать на себя строительную робу, будучи фактически хозяином дома?