Тень Конторы
Шрифт:
Единственной возможностью выйти на командиров было попасть им в руки! Подставиться! Сдаться! Чтобы пройти по цепочке вверх: от бойцов группы захвата — к «почтальонам», которые доставят его по назначению. Еще выше — к бойцам, которые его будут там охранять, которые ближе к начальству и поэтому знают больше. И, сделав еще один виток, — к командиру, что будет его допрашивать, круша пальцы…
Такой путь! А если иначе, то нить оборвалась бы в самом начале!
Они клюнули, они выследили его и взяли!
Но только они не знали, что, взяв его и потащив на базу для снятия
Единственным местом, которое они не могли обшарить, был он сам! Он заглотил капсулу с радиомаяком и батарейкой и отдал себя в руки врага, чтобы «фонить» и наводить на себя идущую по радиосигналу слежку. Его везли связанным по рукам-ногам, с заклеенным пластырем ртом, но ему не нужно было кричать, чтобы его услышали! Его и так слышали, в идущей, сзади, далеко за пределами видимости, но накрепко привязанной к ним радиосигналом машине, которая, следуя по пеленгу, повторяла их путь. В свою очередь показывая путь группе захвата.
Так они и приехали к тому дому, куда его привезли. По его наводке приехали!
Забираясь тигру в пасть, он рассчитывал выйти хотя бы на средних командиров — но ему повезло! Он вышел даже не на командиров — вышел на Главаря! Потому что уже там, в бункере, во время допроса, сообразил, с помощью каких волшебных слов можно выманить его из логова. Не «сим-сим» и не «тох-тиби-дох», а «Барнаул» и «Воронеж»… С Хабаровском ладно, с Хабаровском он маху дал, но Барнаул с Воронежем сработали! На них он прилетел, как мотылек на свечу!
И — попался!
Он взял его, обезглавив организацию, которая теперь, без руководства сверху, почти наверняка рассыплется в прах. Но люди — останутся. Свидетели останутся! Которые могут что-то знать…
Кто может знать?
И что может знать?
За друзей он отвечает. Друзья знают ровно столько, сколько должны знать. Одни считают, что принимали участие в полууголовной разборке, другие — что помогали милиции, третьи — что ФСБ.
Те, что знают чуть больше, никому ничего не расскажут, так как через день-два окажутся далеко за пределами страны, там, где по-русски не говорят. Кроме того, есть написанные ими для ФСБ расписки, за которые, если о них узнают иммиграционные власти, их вышибут из страны в два счета. По крайней мере, так они считают.
Тут все более или менее ясно. С друзьями…
А вот с врагами?
С ними желательно разобраться побыстрее. И помочь в этом может… Главарь. Уж он-то знает, кто какой информацией владеет и где прячется.
На него теперь вся надежда!
Грузовик выехал на асфальт и поехал ровно. В кузове грузовика были люди и мертвецы. И были люди, которые были еще живыми людьми, но уже были фактически мертвецами.
Такая веселая компания…
«Скажет, должен сказать, не может не сказать!» — думал, поглядывая на Главаря, Резидент. Иначе все, что было, было напрасно.
Обязательно скажет — никуда не денется!..
Глава 69
Внешне
Теперь за столом сидел пленник, а его палач на стуле, против него. Пленник был свободен, палач — обречен!
— Ну что, побеседуем? — спросил Резидент. — Теперь нам никто не помешает…
Те, кто мог им помешать, остались там, в доме. Четверо — в подвале, еще с полтора десятка — наверху. Бойцы не подвели, бойцы положили всех на месте, неожиданно, через окна и двери ворвавшись на первый этаж. И даже слегка переусердствовали, не взяв, как им предписывалось, ни одного, которого можно было бы допросить, пленного. Потому что, встретив отчаянное сопротивление и потеряв в первые мгновения боя семерых своих, сильно осерчали. Бойцы дали маху. Но их ошибку исправил Резидент.
— Сколько у тебя людей? Всего? — Главарь молчал.
Судя по всему, он был не из робкого десятка и понимал, что никакие признания его не спасут, что он хоть так, хоть так — покойник.
— Ты ведь все равно все скажешь! — пообещал Резидент.
И сам на себя разозлился.
Он разговаривал точно так же, как говорили с ним. Он произносил те же самые слова и те же угрозы. И собирался делать то же самое, что делали с ним они.
Он был жертвой — стал палачом. Стал таким же, как они!
Но что поделать — такой уж жанр! С мизансценами и текстом, который должен ему соответствовать. И со словами — понятными и доходчивыми. Им — понятными.
Именно поэтому он выбрал язык, на котором они говорили с ним! Чтобы его понимали. Чтобы — он понимал! Без переводчика! Чтобы понял, что чикаться с ним никто не намерен. А намерены вытянуть из него все, что он знает, причем как можно быстрее, и поэтому любой ценой. Пока еще есть шанс покончить с его людьми разом, до того как они разбегутся по стране, растворившись в ее многомиллионном населении…
— Ну так что?
Пленник молчал, с ненавистью глядя на Резидента, бывшего недавно его пленником.
— Смотри, как бы жалеть не пришлось, — недобро усмехнулся Резидент.
И вытянул из-под стола железную трубу. Которую продемонстрировал. В действии. Ткнув в висящую плетью руку пленника. Несильно ткнув. Но так, что тот дернулся и замычал.
— Сколько у тебя людей и где они?
Пленник молчал.
— Сколько у тебя людей? — повторил Резидент. И ударил сильнее. И точнее. Ударил по ране.
Пленник взвился и взвыл.
Он не испытывал ни торжества, ни радости, оттого что может долбить своего врага трубой по открытой ране, что может отомстить своему врагу. Там, в подвале, еще не остыв от пыток, он, наверно, получил бы удовольствие, причиняя ему физические страдания, видя, как он корчится от боли. Но теперь, спустя несколько часов… Теперь было поздно!
Сейчас им руководила не месть, а необходимость, и поэтому бить беззащитного, безрукого, не способного оказать никакого сопротивления человека было неприятно. Гораздо неприятней, чем стрелять в него там, в доме.