Тень Крысолова

Заневский Анджей

С некоторых пор птицы в Зоне Тишины стали вести себя нервно и беспокойно. Многие из них покинули удобные теплые гнезда и пустились на поиски новых мест.

Из-за бетонных стен доносились отголоски шумов, шорохов, шелеста. Я ощущал нарастающую опасность, хотя и не знал, что именно мне угрожает. Я чувствовал: что-то приближается, но не представлял себе, когда и откуда оно придет.

Я понимал, что мне снова придется бежать, хотя и не знал почему. Рыжая снова родила. Голенькие, слепые крысята тянулись к её соскам. Она шире раздвигала лапки, стремясь прикрыть

их своим телом.

В норе было полно рыбьих голов, шкурок, хвостов, высохших хлебных корок, кожуры от бананов и яблок, обрезков мяса.

Рыжая с малышами лежала среди обрывков бумаги, тряпок, перьев, которые успели натащить сюда несколько поколений крыс. Здесь тепло, уютно, клонит в сон.

Но почему из соседнего гнезда больше не доносятся скрежет крысиных зубов и попискивание молодых самочек, преследуемых старыми самцами? То семейство ещё вчера покинуло тихую нору под бетонной плитой…

Если бы не новорожденные крысята, нас бы тоже уже здесь не было. Но Рыжая не хочет расставаться с голенькими теплыми комочками, которые начинают попискивать, как только высунут нос из-под материнского брюха. И хотя я обеспокоен отдаленным грохотом, скрежетом, дрожанием земли, свистами и шумами, я засыпаю рядом с Рыжей и малышами, прислушиваясь к их дыханию и движениям.

Грохот. Сначала с одной, потом с обеих сторон бетонной границы. Люди приближаются к самым стенам. Всегда спокойная Зона Тишины теперь наполняется криком, топотом, приходит в движение. Земля над нашими головами дрожит, трясется под натиском тяжелых грохочущих машин.

Люди напирают на стены, бьют, колотят, стучат, крушат, разбивают. Бетонная плита над нами качается, того и гляди рухнет.

Рыжая хватает лежащих ближе к ней крысят и тащит их в безопасное место. Я хватаю ещё пару и бегу за ней. Оставшиеся малыши отчаянно пищат, пытаясь спрятаться в обрывках бумаги.

Земля трясется, плита приходит в движение – бетонная глыба медленно наклоняется и падает, засыпая песком и обломками мою спасающуюся бегством самку. Тяжелый обломок цемента выбивает из моих зубов голого крысенка.

Невероятно яркий, слепящий глаза свет. Крики, гул, грохот врываются в уши. Страх парализует. Трубы, свистульки, флейты, свирели. Слышится ли среди них голос Крысолова? А может, мне все это кажется?

Толпа со всех сторон врывается на упавшие бетонные блоки, разбивает их, крушит, выламывает куски, делит на мелкие кусочки.

Их ноги везде – и спереди, и сзади, и там, и тут… Отступать мне некуда. Лабиринт нор вокруг гнезда уже разрушен, затоптан, уничтожен.

Вой, свист, рев, грохот вонзаются в мозг, пронизывают все тело насквозь, подавляют, угнетают. Подошвы людей поднимаются и опускаются прямо над моей головой, спиной, хвостом.

Они вот-вот растопчут меня, разорвут, сотрут в порошок, уничтожат…

Оглушенный, ослепленный, ошеломленный, я отхожу ближе к краю перевернутой плиты. Большой плоский блок в свете прожекторов поднимается на стальных тросах все выше и выше. Я теснее прижимаюсь к плывущей над головами кричащих что-то людей бетонной поверхности. Спрыгиваю, посильнее оттолкнувшись, в сторону заграждений из колючей проволоки. Там людей не видно, там можно скрыться.

Задеваю о стальной

шип, разрывающий мне кожу на боку. Соскальзываю вниз, стараясь не зацепиться за острые концы проволоки, которые хищно ощетинились со всех сторон. Ноздри чуют запах дыма, гари, огня. В небе кружатся пурпурные снопы искр, пепел сыплется прямо мне на шкуру.

Здесь, среди колючей проволоки, прячутся захваченные врасплох неожиданным появлением людей звери. Заяц с разорванным брюхом тяжело дышит, его вытаращенные, полные отчаяния глаза с ужасом следят за толпящимися кругом людьми. Я бегу к отверстию, ведущему в подземный туннель.

Позади меня переворачиваются, трясутся, падают высокие бетонные стены, которые казались нам, крысам, вечными, которые дарили нам иллюзорное ощущение спокойствия и безопасности. Ослепительный блеск прожекторов выхватывает из тьмы трескающийся, распадающийся на куски серый монолит.

Лучи света разрезают темное небо. Кругом крики, шум, грохот.

Я прыгаю вниз, туда, где в сточном колодце поблескивает вода, отражая освещенное прожекторами небо.

Я был не способен найти новое гнездо, присоединиться к другой семье, выждать…

Зона Тишины больше не разделяла город. Напротив, она объединила его в одно целое, наполнилась шорохом шагов и голосами гуляющих. Бетонная твердь крошилась, рассыпалась под ударами машин и людей. Даже спуск в сточные каналы и прятанье в подвалах больше не гарантировали безопасности, потому что тот грохот, крики, шум, треск прочно застряли в моем мозгу.

Жившие в Зоне Тишины крысы в панике переселялись в другие районы, вступая там в борьбу за территории с местными крысиными семьями. Я скитался, кружил по своим собственным следам, искал, возвращался.

Я видел, как Рыжую засыпало песком, и все же верил, что здесь смогу обрести её вновь. Я видел, как камень раздавил моих крысят, и все же надеялся услышать их пронзительный писк – требование еды и тепла, жаждал почувствовать мягкость их голеньких телец и исходящий от них запах молока.

Да, Зона Тишины все ещё существовала – существовала во мне, в моей памяти, и потому я вновь и вновь пытался в неё вернуться. Неужели у меня действительно уже нет своего гнезда? Неужели и вправду уже нет Рыжей, с которой я пережил столько радости и наслаждения, для которой я охотился и добывал пищу, тащил её по лабиринтам подземных нор в теплое, уютное гнездо под бетонной плитой? Мог ли я смириться с этой утратой? Неужели я снова должен от всего отказаться?

Я продолжал разыскивать куски сыра, ветчинные шкурки, рыбьи головы и тащил все это туда, где раньше была Зона Тишины. Я тащил еду, как будто ничего не изменилось, как будто все осталось по-прежнему, пока, испуганный ревом и грохотом, не выпускал кусок изо рта и не удирал в панике.

Рыжую засыпало песком и гравием, малышей затоптали и раздавили башмаками люди, но я все пытался вернуться и верил, что это возможно.

Ночь была темной и холодной, шел дождь, и казалось, что Тишина вновь воцарилась среди бетонных плит и что юрод снова разделился на две части. Меня ждут маленькие голенькие крысята и теплое мягкое тело Рыжей. Я удобно разлягусь на газетных обрывках, повернусь брюхом кверху, отдохну…