Тень «Курска» или Правды не узнает никто
Шрифт:
— Вы боитесь сказать что-либо, не согласованное с вашим командованием?
— Это не страх. Мое убеждение — информация военного ведомства не терпит отсебятины. Военное ведомство должно иметь жесткое право предоставлять информацию только такого характера, который не навредит системе безопасности.
— Судя по вашим словам, мы не можем всеми нашими гидроакустическими средствами ВМФ супердержавы отличить технический шум от морзянки?
— Это не всегда отчетливо можно услышать. Вы представьте, люди находятся в прочном корпусе. Между ними и водой целое
— Безнадежно, вы хотите сказать?
— Я, как противолодочник, занимался задачами поиска и обнаружения подлодок. Я выходил в море неоднократно. Бывает так — акустик докладывает: установлен контакт с подводной лодкой, а через час мы устанавливаем, что этот контакт ложный. Какие-то шумы.
— А иностранную подводную лодку наша хилая гидроакустика может обнаружить?
— Наша акустика далеко не хилая. Может.
— А на этих учениях кого-нибудь обнаружили?
— Любые учения, будь то Северного, Балтийского, Черноморского или Тихоокеанского флотов, всегда вызывают повышенный интерес военно-морских сил иностранных государств. Они наблюдают за ними. Это стало, по сути, негласной традицией.
— Негласная традиция — если они просто наблюдают, а не шныряют между кораблями «недружественной» державы, как «летучие голландцы».
— Этого мы не допускаем. Хотя… Не исключены разные ситуации: как они нас не могут обнаружить, так и мы их. А по поводу стуков… Сейчас нужно очень осторожно спорить, были ли это технические шумы или морзянка. Единственный истинный путь — правительственная комиссия, которую возглавляет вице-премьер.
— А вы доверяете комиссии Клебанова?
— Да, потому что в её ведении все материалы расследования.
— А почему в последнее время такое несогласие между Куроедовым и Клебановым в версиях? Главком придерживается версии столкновения, а Клебанов — взрыва на лодке, что практически подразумевает вину экипажа. Куроедов защищает честь мертвых подводников после того, как сам же их и похоронил?
— Здесь я не имею права оценивать. По моему мнению, правительственная комиссия своевременно информирует журналистов после каждого своего заседания. Выступления членов комиссии я комментировать не уполномочен. Что касается вины экипажа — это… не очень этично с вашей стороны. Экипаж «Курска» проверен в сложнейших условиях боевого патрулирования. По поводу того, кто похоронил экипаж, мое мнение такое — его с самого первого дня трагедии похоронили отдельные СМИ.
— Это не с моей, а со стороны Клебанова неэтично. И, извините, Генпрокуратуры. Она завела уголовное дело по статье, предусматривающей ответственность за нарушение технической безопасности.
— Это всегда делается, при любой аварии или катастрофе… Ну чего мы добьемся этим разговором с вами? Только замутим воду, которая начала вроде бы проясняться.
— Проясняться в каком смысле?
— Версии стали приобретать более реальные очертания. Комиссия постепенно сужает рамки этих версий по мере получения все новых и новых данных.
— Не вижу ясности. Очертания Клебанова или Куроедова? ВМФ настаивает на версии столкновения. Правительственная комиссия эту версию не поддерживает. А нам известна не версия, а безусловная правда: ребята БЫЛИ ЖИВЫ.
— Да. Есть заявление главкома в Видяево. Это заявление базируется на информации правительственной комиссии. Выступления членов правительственной комиссии я комментировать не буду, так как знаю очень мало.
— Вот одного не могу понять. Вы мне от имени всего командования говорили: мол, до последнего надеялись, что на «Курске» есть живые. А все действия так называемой спасательной операции БЫЛИ РАССЧИТАНЫ НА МЕРТВЫХ.
— Категорически нет. Были самые мрачные прогнозы и предположения, но если бы не было даже малейшей надежды, операция бы ТАК не проводилась.
— А КАК проводилась операция?
— Это вопрос вообще святой! Я считаю, что «Молодежная правда» не вправе оценивать эффективность операции.
— Я такой же представитель общества, как и вы. С той лишь разницей, что не выдаю «SOS» за технический шум. Хочу знать: с самого начала понимало ли ваше командование, что ребят они не смогут спасти своими силами?
— Отдельный представитель общественности не может оценивать эффективность спасательной операции. И плохое распознавание звуков в воде — это вопрос, который смогут прояснить только специалисты. Если же мы будем фантазировать и переводить ситуацию в оценочную плоскость, это самое глупое. Потому что правительственная комиссия все скажет. И потом… ни одна страна не стала бы сразу же обращаться за помощью к другим странам.
— Вы очень абстрактно говорите. Есть конкретная страна — Россия. И если нет никаких средств для спасения человеческой жизни, почему нельзя обратиться за помощью? Или власти плевать на 23 человека, которые БЫЛИ ЖИВЫ вопреки официальным данным?
— Первые дни спасательные работы были в высшей степени эффективны. Лежащая на грунте АПЛ «Курск» была найдена в кратчайшие сроки. Были использованы все имеющиеся в распоряжении ВМФ технические средства, в том числе и подводные аппараты. Факт наличия воды в шлюзовой камере спасательного люка не позволил состыковаться с лодкой ни нашим, ни иностранным аппаратам.
— Но ведь на учениях есть точный план маневрирования и местоположения кораблей. Можно постфактум рассекретить и предать гласности: что конкретно делали «Петр Великий» и «Курск», чем и по какой цели велась стрельба…
— План боевых учений очень секретен. Это вам не рыбацкие суда, это корабли с оружием. И по поводу иностранцев… Я уверен: даже если бы помощь была принята в первый день, понадобилось бы время для технических рассчетов с целью выяснить совместимость иностранных спасательных средств с устройствами нашей лодки. Нужно время, чтобы подготовиться, подойти… Об этом неоднократно заявляли члены правительственной комиссии.
— Да, как только норвежцы подошли, они тут же открыли один из люков… Ну да ладно.