Тень Орла
Шрифт:
– М-м, – Франгиз помотала головой, – я бы выбралась. Камень уже начал шататься.
Удильщик поманил ее рукой. Франгиз, наконец, выбралась из пещеры в Скале Молчания. В ночную прохладу. Как будто пересекла те самые летейские воды, о которых говорил Ксан, в другую сторону. Чувствовать на лице ветер, пахнущий морем, было настоящим блаженством.
– Гляди! Выбралась бы она.
Франгиз посмотрела в ту сторону, куда указывал Ксан, и содрогнулась. Она и не представляла, с чем попыталась спорить.
– Это было бы очень
– Надо же, какая! – Ксан качнул головой и, поставив на землю мешок и фонарь, принялся ставить камни на место, заваливая вход.
– Погоди, – Франгиз вдруг метнулась назад, схватила из каменной ниши все еще горевший светильник, в последний раз бросила взгляд на разоренное погребальное ложе своего отца и, загасив огонек, забрала лампу с собой.
– Тебя куда проводить? – Ксан грузил мешок на смирного ослика, тщательно вывязывая хитрые узлы. – Чего молчишь-то?
– Некуда мне идти.
Ксан выпрямился, оторвал взгляд от осла и внимательно посмотрел на женщину.
– Некуда пойти, кроме чужой могилы? Ну ты, мать, дожила!
– Так получилось.
– Плохо получилось, – изрек Ксан с таким видом, будто высказал что-то умное. Франгиз фыркнула.
– У тебя есть семья?
– Семья меня сюда и засунула.
– Все у вас, у богатых, не как у людей. И денег у тебя, небось, нет. Ну правильно, откуда у тебя деньги?
– Из могилы я не возьму, – возмутилась Франгиз.
– Ты… – Ксан вздохнул тяжело, словно все еще держал на плечах тяжелый мешок. – Тяжко тебе будет.
– Справлюсь.
Ксан-Удильщик посмотрел на нее долгим взглядом. Потом смерил груду камней у входа. Словно что-то прикидывал про себя.
– Пойдем, – сказал он, наконец, – вниз-то все равно по пути.
Франгиз больше не оглядывалась на Скалу Молчания. Ксан-Удильщик вел в поводу покладистого ослика, и стук его копыт по камню в теплой, хотя и ветреной ночи действовал успокаивающе. И когда они подошли к большой, почти высохшей пихте, неизвестно каким ветром занесенной на этот берег, от которой дорога расходилась на две, Франгиз, ни о чем не спрашивая, свернула за Ксаном и его четвероногим приятелем.
Тяжелее всего оказалось бодрствовать в четыре часа утра.
Франгиз с трудом удавалось держать голову прямо. Забыв приличия и воспитание, она зевала во весь рот, даже не прикрываясь рукавом. Самым обидным было то, что все вокруг в этот несуразный час выглядели отвратительно бодро. Впрочем, помойники! Разве ж можно с них требовать, чтобы они вели себя как нормальные приличные люди?!
…В касте отверженных и презираемых Франгиз приняли на удивление радушно. Ей показалось, что она, как блудный сын, вернулась к родному очагу после долгих странствий и вдобавок принесла богатые подарки.
Когда, уже под утро, сдав мешок и наскоро познакомив ее с Каллистосом, Ксан-Удильщик исчез в зыбком и неясном свете зарождающегося дня, Франгиз не держали ноги. Она не спала уже третью ночь, гробница отца отняла последние силы, но Удильщик, вместо того чтобы пройти в город через ворота, как человек, протащил ее «обезьяньей тропой». Франгиз впервые прикоснулась к тайне катакомб, но почти ничего не увидела, даже не осознала, что ей открылся кусочек той жизни, какую она, царевна по рождению, жена правителя не могла узнать ни при каком ветре. Пещера и пещера… После отцовской могилы ей было уже все равно.
Увидев ее, Каллистос вздрогнул. А потом рассмеялся. Не говоря ни слова, он взял из шкафа начищенный поднос и жестом предложил взглянуть. Франгиз нехотя подняла слипающиеся глаза… и проснулась мгновенно. Потому что из серебряной глубины на нее смотрело такое жуткое создание, что дальше уже некуда!
Каллистос не стал будить слуг, сам принес ей воду, гребень, чистое полотенце. Когда она умылась и причесалась, перед ней уже стояла глубокая миска с похлебкой и лежала свежая пшеничная лепешка.
Франгиз приняла это как должное. Ей прислуживали всю жизнь люди поважнее этого грека, хозяина небольшой таверны. Она почти свалилась на жесткий топчан в небольшой каморке, и ей было все равно: хоть война, хоть камни с неба, хоть конец света – Франгиз уснула так крепко, что ее с трудом добудились лишь через сутки.
Был самый обычный день в Братстве спартов. Посетители разошлись полчаса назад, и лишь сейчас спарты получили возможность присесть.
Франгиз валила с ног не усталость, а сон. Она всегда вставала вместе с солнцем. Здесь же пришлось с солнцем ложиться. По сравнению с этой ежедневной пыткой, все остальное было вполне терпимо.
– Малех, Кирсан! – Каллистос с неизменным спокойным и доброжелательным выражением лица, держа стило и табличку, аккуратно выводил греческие буквы и арабские цифры.
Два паренька, братья, сев напротив грека, с удовольствием и некоторой гордостью вывернули свои кошельки. Грек внимательно пересчитал содержимое, записал, ободряюще улыбнулся. Получив свою долю и по лепешке с луком, ребята устроились у окна. Ели они тоже второй раз за день. Первый – когда просыпались.
Подошла очередь Франгиз.
Она улыбнулась греку, потому что было положено улыбаться, и опорожнила свой кошелек. Денег там оказалось даже больше, чем у обоих братьев вместе взятых. Каллистос одобрительно вскинул брови и, сверх обычной четвертой части, подвинул к ней целую серебряную монету. Франгиз тоже получила лепешку и луковицу и присоединилась к братьям. Ее место занял хитрющий черный мужчина, похожий на италийца.
– Как тебе это удается? – Кирсан подмигнул. – Поделись секретом.
– Она просто красивая, – «объяснил» брат, – была бы у нас с тобой такая грудь, хотя бы одна на двоих…