Тень Орла
Шрифт:
В тронном зале дворца правителя ставни были распахнуты настежь, но с таким же успехом они могли быть прижаты засовами… или вовсе вынесены: неподвижный воздух был влажным и ощутимо тяжелым, как перед грозой.
Хотелось пить.
Тень Орла уже успел осушить почти два кувшина воды, чуть подкисленной ягодным соком, старая ведьма обещала, что он хорошо утоляет жажду. Но жажда продолжала терзать его, и была более жестокой, чем боль. А рана на плече, смазанная какими-то пахучими снадобьями и заново перевязанная умелыми руками старухи, продолжала сочиться кровью. Тень чувствовал, что сок жизни выходит из него, то медленно, впитываясь в повязку, то толчками, выбрасывая сразу целый сгусток – но непрерывно. И хотя в искусстве врачевания Тень был неискушен, он прекрасно понимал, что это плохо. Возможно – очень плохо. И поэтому Ритулу он ничего говорить не стал. Тень знал – удр расстроится.
Он скользил равнодушным взглядом по тронному залу, где, еще совсем недавно пережил такой позор, что с ужасом думал о том, чтобы сюда вернуться. Сейчас и позор, и ужас казались ему какими-то чересчур преувеличенными. Ну, не вышел он ростом, и что?
Зал заполнялся медленно. Первыми начали появляться как раз те, кого никто на Совет не звал. Но не пустить их было нельзя: главы старинных, но измельчавших родов, растерявших в войнах и неудачных спекуляциях все свое былое величие и богатство, сохранили некоторое влияние на умы жителей полиса и могли быть полезны. По словам торговца Миния, бывший правитель просто подкармливал всю эту свору родовитых оборванцев, а те, в благодарность, на собраниях Совета добросовестно пытались переорать противников Дания. Они всегда приходили первыми и уходили последними, получив подачку из казны. Жалкая доля…
Старшины цехов подходили поодиночке, занимали места ближе к дверям, осматривались и вполголоса переговаривались друг с другом, опасаясь нарушить торжественность момента. Мастеровые чувствовали себя в тронном зале неуютно.
Следом свои скамьи заняли жрецы трех главных храмов города: храма Посейдона, храма Ахура-Мазды и храма Хальбы. Увидев эту троицу, мирно занявшую места по соседству, и, обменявшись приветствиями, заговорившую о том, что, дескать, жара нынче в Акре стоит невозможная, и стоило бы устроить большое жертвенное гадание, чтобы узнать, кого из богов прогневили на этот раз… Тень подумал, что сходит с ума. Такое было совершенно невозможно ни на западе, ни на востоке. Но здесь, где запад и восток сливались воедино, как две полноводные реки, чтобы рука об руку выйти, наконец, к морю – такое невероятное соседство было вполне в порядке вещей и никого не удивляло.
Тень поймал себя на мысли, что если б не боль в руке и не эта сводящая с ума жажда, ему могло бы здесь понравиться. Акра была воистину интересным местом, даже без трона его предка.
Следом за жрецами начали подтягиваться те, кого Тень ждал и опасался: богатые купцы и владельцы кораблей. Эти входили как хозяева, целыми центуриями, со слугами и писцами.
Последними появилась царская родня. И среди греческих и персидских нарядов Тень с неудовольствием заметил один женский. Его невеста тоже была здесь. И, проклятье Небу, вела себя, как царица. И кое-кто уже спешил поклониться ей. Правда, пока немногие.
Он мельком видел эту женщину, волей случая назначенную ему в жены. Боги! Она была красива, по-настоящему красива. Не как Франгиз, чей портрет он видел в своих покоях. Лицо Монимы не было таким точеным и бледным, как будто высеченным из холодного мрамора, ее подбородок не смотрел на звезды. Женщина была теплой, страстной и цветущей, как апельсиновое дерево. Почему бы им не встретиться немного раньше? Проклятая жажда…
Тень встрепенулся. Похоже, из-за своей раны и вызванной ею слабости он пропустил что-то важное. Толпа, собравшаяся в тронном зале, нехорошо притихла. Лица почти сливались в одно, Тень Орла клонило в сон. Собрав всю свою волю, он выпрямился. Плечо стрельнуло острой болью, и это на миг прояснило зрение. Тень увидел, что в проходе между скамьями стоят трое. Вошедшие были чем-то неуловимо похожи, как бывают похожи двоюродные братья.
Все – высокие, сильные мужчины. Один немного старше других, голова его уже подернулась сединой, двое других моложе, но тоже уже не юноши. Гордая осанка, прямой взгляд. Глаза большие и пронзительно синие, как небо над городом. Кожа смуглая, как старая бронза. На лицах всех троих особо выделялись носы: большие, узкие, хищные, похожие на птичьи клювы. Подбородки двоих украшали светло-русые, слегка вьющиеся бородки. Третий был совершенно лысым.
Вошедшие были облачены в темно-красные шаровары, перехваченные узорными поясами и полураспахнутые, по случаю жары, кафтаны. На поясе у каждого висела кружка для питья. Короткие мечи, акинаки, им, видимо, пришлось оставить за дверью.
Скфарны!
Старший что-то говорил. Голос у него был звучный, как колокол. Совет слушал его внимательно, не пытаясь перекричать. Тень попытался вникнуть в смысл речи, которая накатывала на него, как морская волна, становясь то громче, то тише, но оставаясь неясным гулом. Тени показалось, что он просто не знает языка кочевников. Но, спустя мгновение, советник уловил знакомые слова и понял, что скфарн говорит по-гречески. Этот язык был ему знаком.
– Скфарны готовы уйти от стен города, – говорил военачальник кочевников, – не тронув не только ни одного жителя, но даже оставив в неприкосновенности посевы пшеницы и пастбища за городским валом…
Снова накатила непонятная слабость, советник ослеп и оглох и даже как будто потерялся в каком-то плотном тумане. Когда он вынырнул оттуда, скфарн уже заканчивал:
– Мы согласны взять выкуп за город золотом, серебром, конями, солью.
– Город остался за нами! – крикнул кто-то из родовитых горлопанов. – Ваши непричесанные вояки убежали от наших мечей, а теперь ты, наглец, требуешь тут коней и золота!
– Конских яблок не хочешь? – поддержал второй голос.
Совет полиса сдержанно посмеялся.
– Когда земля начинает дрожать, бегут все, кроме безногих, – спокойно возразил скфарн.
– Мы отстояли наш город и отстоим его вновь, – подал голос толстяк Миний. – Когда вы шли сюда, то, наверное, заметили, что городские ворота снова на месте, а на стенах – воины полиса.
Кочевник повернулся на голос.
– Да, я внимательно посмотрел на ваши ворота, – ответил он, глядя в лицо Миния, стремительно терявшего кураж. – Мой мастер пообещал, что разобьет их с трех ударов. Но я думаю, что и одного будет много.
В тронном зале поднялся гул, но голос скфарна перекрыл его легко, как, должно быть, во время боя легко перекрывал грохот баллист, вой тугих боевых луков и топот конницы:
– Ваши стены высоки и прочны, но их некому защищать. У вас нет людей. А у скфарнов есть люди, есть стрелы, есть три исправные осадные башни. Следующий штурм будет последним. Я это знаю. И вы это знаете. Я предлагаю вам сохранить город и свою честь. …Думать будете до вечера. С последним лучом солнца скфарны пойдут на штурм. С рассветом вас прибьют к городским воротам.