Тень Пса
Шрифт:
— Служить!!! — ору я, надрывая горло.
У меня ещё есть пара мгновений, чтобы бросить это тело в сторону. Или просто затормозить, и кулем свалиться у ног чернолунников.
И одержимый знает это…
Ну, как хочешь. Я и в этом теле неплохо освоился, так что, Василий, прости. Надо было предохраняться — не моя вина, чего ты там подцепил, чего так боятся чернолунники.
Я уже хотел бросить тело в сторону, чтобы дать совершить обряд, но тут:
«ДА!»
— Твою
Приходится выбросить руки в сторону, потом вверх, потом вниз. Таз повело влево, вправо, ноги брыкнули пьяной чечёткой. Со стороны это выглядело, как исполнение цыганского танца, только на полном галопе, и не хватало только крикнуть: «Хэй!».
Я понимаю, что времени поправлять курс ещё точнее нет. И та-а-ак сойдёт!
Успеваю вытащить из кармана кинжал и отпустить, чтобы полетел вскользь по земле.
С улыбкой нацелившись на седого священника, добавляю совсем чуточку скорости, раскидываю руки для объятий. Стена за силуэтом священника так и манит убиться…
Мне не жалко ни это тело, ни старичка с ножом. Мне даже Эвелину не жалко будет, если та бросится наперерез — предательства я не прощаю.
Сверкнул её посох, втыкаясь куда-то мне в грудь. Избранница попыталась сбить живой таран в сторону, но законы физики сейчас плевали на любую магию. Сколько килограмм в этой оракульской туше и в миниатюрной девушке?
Вот то-то же…
***
Удар концом посоха в рёбра, будто рыцарским копьём — вещь ощутимая. И я согнулся от боли, чуть не заехав лбом о брусчатку.
Нет, это я в стену врезался… А, жжёный ты пёс!
Спустя мгновение до меня дошло, что боли фантомные, и принадлежит другому телу.
Так, тут где-то звенел кинжал — я в один момент даже видел его блестящее лезвие из двух пар глаз. Ага, вот он…
Секунду назад над моей головой пронеслось что-то тяжёлое, случайно залепив мне в ухо конечностью. А я ещё сижу, пытаясь сообразить, в каком наконец теле устаканилось моё сознание.
Шум за спиной подстегнул мысль, поэтому я делаю резкий рывок на плечо, рука едва успевает подхватить кинжал. Что-то всё-таки скользнуло по сапогам, и раздался звонкий грохот удара по камням.
— Сожри тебя Незримая, — крикнула Эвелина.
Перекатившись по брусчатке, я воткнулся лопатками в стену. Резко разогнул ноги, чтобы занять вертикальное положение.
— Жжёный ты псарь, — я протёр тыльной стороной ладони глаза, тряхнул головой.
Тут же мне пришлось отвести голову в сторону. Посох несильно ткнулся в кирпичи, обдав ухо жаром пируса, а потом… мне в руки свалилась Эвелина.
Тренированные рефлексы — зло. Я едва успел повернуть лезвие кинжала в сторону, чтобы не насадить хрупкую девушку на десять дюймов стали. Как бы там ни было, сначала надо было разобраться, что эти псы толчковые тут творили.
— Предтеча…
Я с тревогой повернул её, боясь, что она всё же напоролась на нож. Нет, лезвие лишь срезало несколько тесёмок на кожаной куртке, но до тела не достало.
Эвелина чуть приоткрыла губы, так мило всхрапнув, что я едва удержался, чтоб не сбросить её на пол. Это издевательство какое-то!
Опустив Избранницу на пол, я наконец огляделся. Старик и Страж Душ лежали совсем рядом со мной — было заметно, что они проехались по инерции от места экзекуции до самой стены.
Страж Душ ещё и воткнулся темечком в кирпичи, так что я сразу сообразил, от чего была фантомная боль.
Заметив блеснувшую на камнях жидкость, я шагнул вперёд и рывком сбросил Стража Душ со священника. Отец Афанасий сразу же облегчённо вдохнул:
— Аха-а-ап!
Он лежал, прижав руки к груди, словно собрался уже помирать. Пальцы старика блестели, и, присмотревшись к Стражу Душ, я заметил торчащую у того из груди рукоять. Хм, а ловкий старик, ничего не скажешь — успел воткнуть лезвие.
— Незримая, на твой праведный суд отдаю душу свою, — зашептал священник, — Да не попаду под свет Чёрной Луны, если не будет на то воли твоей…
Я присел на корточки, приложив руку к шее оракула. Готов… Эх, жалко гвардейца, мы с ним здорово потусили по ночному Межедару.
— Кто-нибудь объяснит мне, капитские ваши душонки, что тут творится? — едва сдерживая злость, прошипел я.
Кричать пока было нельзя, где-то совсем рядом мог находиться Вячеслав. Да и Стражей Душ, с полицейскими за спиной, нельзя было сбрасывать со счетов.
— Всю жизнь пытался я быть верным твоим сыном, и ни разу Чёрная Луна не соблазнила меня…
Испуганные глаза отца Афанасия подрагивали в свете Красной Луны. Он таращился на меня, словно на привидение, и, вытащив что-то из-за пазухи, едва слышно шептал себе под нос.
— Лик Незримой жду в Пробоине день ото дня…
Я схватил его за ворот:
— Повторять два раза не буду, старик! Ты сейчас мой лик узришь, недолунок!
Новые ругательства этого мира сами прилипали к словарному запасу, и я уже даже не удивлялся, когда выдавал что-нибудь такое.
А вот глаза священника уставились на меня, стали оббегать лицо, делая круг за кругом. В зрачках вдруг появилось сомнение.
— Но ты другой теперь…
— Что?
— Изменился! — зашептал священник, — Блаженный свет Незримой, Предтеча, ты теперь другой!
Он вдруг прижал к моему лбу какой-то оберег, я лишь успел заметить чёрный кружок с золотистой каймой. И тут же лоб словно клеймом прижгли…
— А-а-а! — я отпихнул старика так, что тот приложился затылком о брусчатку.
— А, нет, не другой… — схватившись за голову и кряхтя от боли, проворчал старик.