Тень Саганами
Шрифт:
Дело было в том, что теперь, когда она знала подлинную причину, по которой Пауло так красив, и тем более после того, как она преодолела собственное глупое предубеждение и начала знакомиться со скрывавшейся за этой красивой внешностью личностью, она находила его… привлекательным. Весьма привлекательным, если говорить начистоту, чего ей крайне не хотелось делать. Она пришла к пониманию того, что то, как он утешал её после смерти Рагнхильд, было для него совершенно естественно, несмотря на неохотное сближение с людьми. Разумеется, Рагнхильд стала ему другом, также как и другом Хелен, но это было не одно и тоже. Он знал её
Тот момент разделённых чувств, когда она рыдала у него на плече, а его слёзы падали на её волосы, изменил их отношения. То, что становилось дружбой, в своём роде столь же близкой, как с Аикавой и Рагнхильд, перешло в нечто иное. Нечто куда более значительное, и более чем слегка пугающее.
У Хелен и прежде бывало то, что она называла "романтическими отношениями". Вообще-то неоднократно. Иногда это было классно; другой раз разочарование вызывало в ней желание прибить идиота. Как и большинство мантикорских подростков, она была достаточно неплохо обучена основам человеческой сексуальности, и эти уроки пришлись кстати во время романтических отношений. И это тоже было классно. Временами ещё как классно, и она охотно это признавала.
Но никогда такие отношения не начинались так, как то, что зарождалось между нею и Пауло. Прежде всего, они не начинались с интенсивной неприязни с её стороны. И ни у кого из парней не было такого, как у Пауло багажа. Не было чуть ли не божественной красоты… и отвращения к источнику этой самой красоты. В Пауло укоренилась крайняя подозрительность. Защитная реакция против привлекательности, заложенной в его генах, чтобы повысить его рыночную стоимость как товара. Он не хотел, чтобы люди тянулись к нему из-за его внешности, а из-за собственной болезненной чувствительности он преувеличенно считал, что тот, кто всё-таки тянется к нему, делает это на самом деле из-за его внешней привлекательности.
Если бы Хелен решила активно за ним приударить, это смахивало бы на попытку потискать дикобраза со Старой Земли. И, в конечном итоге, оказалось бы практически наверняка сколь болезненно, столь и безнадёжно. Так что то, что она сама не была уверена, хочет ли за ним "приударить", было скорее всего хорошо. К тому же она подозревала, что он, как и она, ощущает изменения в том чувстве, что зарождается между ними. Оно уже было слишком сильным, чтобы Хелен могла назвать его просто дружбой, но пока что не перешло — не вполне перешло — во что-то иное.
Пока что.
Хелен заметила отошедший от "Бдительного" и направившийся к "Гексапуме" бот и поморщилась от ощущения вернувшейся горечи потери. Картина напомнила ей о столь многом, что кроме потери она ощутила и укол вины. С момента гибели Рагнхильд не прошло и трёх недель, и казалось абсурдным, что смерть одного из двух ближайших друзей Хелен может оказать настолько мощное воздействие на их с Пауло сближение. Это казалось почти что предательством памяти Рагнхильд. Однако ощущалось в этом и своего рода правильность. Словно это было подтверждением того, что жизнь продолжается.
Хелен вздохнула и покачала головой, но тут её часы издали негромкую
Пора было отправляться на вахту, и она поднялась из удобного кресла, пока бот "Бдительного" начинал финальное сближение с "Гексапумой".
"Несомненно, это коммандер Хоуп летит к нам, чтобы выяснить, что происходит", — подумала Хелен и снова грустно улыбнулась, жалея, что не может стать сидящей на переборке каюты капитана мухой.
— Ну, думаю, прошло довольно неплохо, — заметил Терехов, когда люк его каюты закрылся за спинами Элеоноры Хоуп и лейтенант-коммандера Осборна Даймонда, её старшего помощника.
— Вы действительно так думаете… сэр? — отозвалась Джинджер Льюис, и капитан обернулся к ней. Та сидела в одном из его уютных кресел, как раз рядом с портретом Шинед. Терехов был уверен, что это соседство было случайным, но его в очередной раз поразило, насколько коммандер Льюис была похожа на более молодую и чуть более высокую версию его жены.
"Это не совсем те мысли, которые должны тебя посещать при виде офицера, исполняющего обязанности твоего старпома, Айварс", — едко напомнил он себе.
— Действительно, — ответил он, налил себе ещё одну чашку кофе из оставленного Джоанной Агнелли кофейника, откинулся в кресле и заложил ногу на ногу. — А что? Вам так не кажется? — с невинным видом поинтересовался он.
— Шкипер, я далека от того, чтобы предполагать, что вы несёте чушь, но Хоуп не сильно понравились ваши гениальные идеи. А она ещё и половины не знает, что бы она там ни подозревала.
— Ерунда. Уверен, это всего лишь вполне понятное… недовольство тем, что действующие приказы были с такой поспешностью отменены.
— Конечно-конечно, — сказала Джинджер, с улыбкой качая головой. Затем она посерьёзнела. — Шкипер, мне не сильно нравится Хоуп. Мне кажется, она из тех, кого заботит только прикрытие собственного зада и кому невыносима сама мысль о том, чтобы сознательно подставляться. Когда до неё дойдёт, что вы на самом деле планируете сделать, в истерике она будет по стенам бегать.
— Что я на самом деле планирую? — Терехов поднял брови, и Джинджер фыркнула.
— Я — механик, а не тактик, сэр. Я присматриваю за работой штучек-дрючек, смазываю детальки, верчу корабельный движок и заставляю корабль двигаться туда, куда указывают ваши тактические благородия. И делаю всё, что в моих силах, чтобы заштопать дырки, которые неизбежно появляются в моём находившемся в идеальном состоянии корабле по вине тех же самых тактиков. Тем не менее, у меня есть какие-никакие мозги, и я вот уже шесть месяцев наблюдаю вас в действии. Вы действительно полагаете, что я ещё не догадалась?
Терехов окинул её задумчивым взглядом. Он обнаружил, что ему всё больше и больше не хватает Анстена Фитцджеральда после того, как он отправил его на Монику семнадцать дней назад. Вообще-то, капитан был изрядно удивлён, насколько же его не хватало. Старпом не был блестящим офицером, но был очень даже неглуп и обладал компетентностью, опытом и смелостью отстаивать собственные убеждения. Он стал для Терехова именно таким "пробным камнем", каким и должен быть хороший старпом. Даже тогда, когда капитан не говорил ему ни слова. Зачастую всё, что ему требовалось, это представить себе вероятную реакцию Фитцджеральда.