Шрифт:
– Все суки, все! – мрачно сказал Сева Фокин, закусывая соленым огурцом очередную порцию розового мартини. – Я, Вася, потерял веру в человечество еще в утробе матери.
– Вчера ты говорил, что мир прекрасен, а все люди ангелы, – удивился Лаврухин, которому не досталось ни огурца, ни мартини.
– Ты тоже сука, Вася… Вот на хрена ты мне, лучшему детективу страны, предлагаешь искать трусы и лифчик какой-то зажравшейся профу… фу… фу… – Слово «профурсетка» вдруг показалось Севке страшным архаизмом. – Профурсуки! – закончил он мысль.
– Я
– А я тебе говорю, что ни одна идиотка не вывесит сушить на улицу полторы тысячи евро! – опять стукнул кулаком по столу Фокин.
– А я тебе говорю, что не она его вывесила, а ее бабка, к которой она погостить приехала! – Лаврухин примерился и тоже долбанул кулаком по краю стола.
– А я тебе говорю, что, несмотря на нашу с тобой многолетнюю взаимовыручку, это выше моего достоинства – искать женские причиндалы!
– Ниже! Ты хотел сказать – ниже твоего достоинства! – захохотал Лаврухин.
– Слушай, – перешел Сева на доверительный шепот, – может, бельишко ветер унес?
– Я допрашивал ветер, – не менее доверительно сообщил Вася. – Он не уносил.
– А ты скажи, что унес! Оформи чистосердечное признание и закрой дело!
– А сажать кого?! – прищурился Лаврухин. – Жена банкира Говорухина хочет плюнуть в лицо негодяю, который спер ее трусы, и засадить его минимум на пять лет.
– Да-а, – протянул Фокин. – Суки все, суки и профурсуки…
Разговор вернулся на исходную позицию, безнадежность которой усугублялась тем, что розовый мартини закончился и соленые огурцы тоже.
Вася Лаврухин с грустью прикинул, что если он разорится еще на одну бутылку, то до зарплаты придется занимать минимум пятьсот рублей, а если позаимствовать у тещи в погребе еще одну банку соленых огурцов, то придется убить выходные на прополку тещиной картошки.
Больше всего на свете Лаврухин не любил занимать деньги и полоть тещину картошку, поэтому он прибегнул к старому как мир методу – грубой и неприкрытой лести.
– Сев, – ласково пропел Вася, обращаясь к пьяноватому Фокину, который, засунув в банку узкую руку, искал в рассоле среди укропа, хрена и смородиновых листьев еще хотя бы один огурец. – Ну, Сева! Я же все понимаю! Ты гений сыска! Ты ас детективных расследований! Ты… ты Пушкин своего дела! Поэт! Равных тебе в городе – да что в городе! – в стране нет! Я абсолютно уверен, что ты лучший частный детектив в мире и… и во вселенной!
Севка замер, забыв вынуть руку из банки. Не то чтобы он любил лесть, просто через три дня предстояло платить за аренду офиса, за комнату, за телефон и за ремонт старенькой «девятки», а денег на все это не было, потому что за весь месяц не приключилось ни одного стоящего клиента – только ревнивые
Фокин все ждал, когда Лаврухин озвучит сумму, которую жена банкира готова выложить за поимку вора, но Лаврухин сумму не называл и напирал только на давнюю договоренность во всем бескорыстно помогать друг другу.
А ну как Лаврухин не за так старается?! Давно бы уже на ветер кражу списал, если бы за зарплату работал…
– Я ж понимаю, – ближе к делу перешел Вася, – у тебя только аренда этой… – Он обвел рукой комнатушку, где с трудом помещались стол, стул, шкаф и кресло. – Этого офиса обходится в тысячу долларов…
– Евро, – поправил Фокин. – Не забывай, это центр города! Тут квадратный миллиметр снять всей твоей зарплаты не хватит.
– Да я понимаю. Но и ты пойми, не могу я с Говорухиной деньги взять, потому что искать ее трусы и лифчик – моя прямая обязанность!
– И зачем ей это залапанное ворами белье? – вяло поинтересовался Севка. Не найдя огурец, он сунул в рот соленый укроп. – Она что, новое не может купить?
– Может. Но не хочет, – чуть не заплакал Лаврухин. – Ей нужно найти это белье из принципа, потому что вор должен сидеть в тюрьме. Они знаешь какие принципиальные, эти жены банкиров?!
– Суки, – сплюнул укроп в мусорную корзину Фокин. – Все суки, все! Мне не то чтобы задаром ноги топтать не хочется, мне трусы западло искать!
– А ты лифчик ищи! – оживился Лаврухин, жестом обозначив на себе женские прелести. – Лифчик очень даже прикольно искать! А где лифчик, там и трусы… в данном случае… А на меня всегда можешь в своих делах рассчитывать. И днем и ночью. По базе милицейской кого пробить, номера машины узнать или адрес…
Что и говорить, услуги участкового в работе Севки Фокина были незаменимы.
Не одно дело и не два, – пожалуй, все до единого, – Фокин раскрыл с помощью Васи.
– И увидел Бог, что это хорошо… И назвал – сиськи! – тяжело вздохнул Сева.
– Согласен?! Раз анекдоты рассказываешь, значит, согласен! – завопил Вася.
– Какой размер у бюстгальтера? – Сева придвинул к себе блокнот и взял ручку.
– Первый.
– Ты издеваешься?! – отбросил ручку Фокин. – Нет, ты издеваешься, да?!
– Зато трусы «икс-икс-эль», – пряча глаза, пробормотал Лаврухин.
– Ужос. – Сева снова взял ручку и записал в блокноте параметры, так и пометив их «ужос-ужос-ужос!». – Цвет? – уточнил он.
– Красный.
– Особые приметы?
– Фирма «Аэлита». Это самая надежная особая примета! Они делают свои модели в единственном экземпляре, другого такого белья во всем мире нет!
– Да уж… Никто не догадается к почти нулевому размеру сисек присобачить трусы от слона, и все это изобразить в красном цвете!
– Индивидуальный пошив, ручная работа, – опять засмущался Лаврухин, протягивая Севке листок. – Тут адреса пострадавших и свидетелей.