Тень секретарши Гамлета
Шрифт:
– Что, и свидетели есть?! Чего ж ты тогда приперся ко мне со всей этой мутотой?! – возмутился Фокин, отшвыривая листок с координатами.
– Да кто ж мне, менту, что расскажет! – подскочил Лаврухин. – Я ж в погонах! А на погоны у свидетелей одна реакция – ничего не видел, ничего не знаю! А ты костюмчик спортивный напялишь, перегаром дыхнешь, тебе все по-свойски и выложат!
– Я столько не выпью, Вася, чтобы убедительно дыхнуть на свидетелей, – буркнул Сева. – Я лучше чеснока много съем, чтобы по-свойски вонять.
– Супер! – заорал
– Тогда с тебя, Вася, полкилограмма чеснока.
Вася заметно поскучнел, потому что прикинул – такое заметное «прореживание» тещиных запасов может закончиться прополкой все той же картошки.
– Ты это, – почесал Вася затылок, – не переборщи с чесноком. От него, если переесть, сердце конкретно шкалит.
– Я не переборщу. Я свою норму знаю, – усмехнулся Фокин.
– Ладно, – вздохнул Лаврухин, – буду полоть картошку.
– Что? – не понял Сева. – Какую картошку?
– Можно, я банку с собой заберу, а то теща волнуется, когда трехлитровые банки пропадают?
– Забирай, – кивнул Фокин. – И бутылку от мартини возьми, туда тоже огурцов напихать можно, если мелко покрошить.
Лаврухин собрал со стола стеклотару, сунул ее в пакет и, пятясь задом, начал продвигаться к двери.
– Так ты это… когда вора найдешь? – некорректно сформулировал он вопрос.
– Суки все! – заорал Сева. – Мало того, что работу на халяву получить хотят, так еще и со сроками поторапливают!
– Понял, отстал. – Звякнув посудой, Вася исчез за дверью.
Севке стало вдруг стыдно. Он выскочил из-за стола и высунулся в коридор.
– Слышь, Васька, – позвал он Лаврухина. – За завтра постараюсь успеть.
Васька в ответ сделал жест, который можно было расшифровать как горячую благодарность и «все для тебя сделаю».
Утром, ни свет ни заря, в комнату заглянула хозяйка.
– Тут Лаврухин зачем-то чеснок притащил, – сказала она и пошуршала чем-то шуршистым, лаврухинским чесноком, наверное.
– На тумбочку положите, Маргарита Петровна, – сквозь сон пробормотал Сева, которого не очень-то вдохновляла перспектива завтракать чесноком.
– Всеволод Генрихович… – Когда хозяйка обращалась к Фокину по имени-отчеству, это означало только одно – она хочет попросить денег вперед за месяц, а то и за два. А может, за три…
Севка громко всхрапнул, но это не помогло.
– Всеволод Генрихович, у меня тут такие обстоятельства… Кредит надо платить, а доктор лекарства ну такие дорогущие прописал! Не могли бы вы мне за комнату месяца за два, а то и за три…
Когда Севке нечего было сказать, он рассказывал анекдот. Впрочем, когда было что сказать, он тоже рассказывал анекдот, проверяя тем самым собеседника не столько на чувство юмора, сколько на правильность мироощущения. Анекдотов Сева знал великое множество – бородатых, едва поросших щетиной и только что народившихся в Интернете. Сева никогда не записывал анекдоты, он запоминал их сразу – любой степени тупости и остроумия.
Разные люди смеялись над разными анекдотами.
Маргарита Петровна не смеялась ни над какими. Она видела в них исключительно одной ей ведомый подтекст, как правило – невеселый.
– А то и за три месяца вперед заплатить, – закончила свою мысль хозяйка.
– Как избежать изнасилования в темном переулке толпой негров? Бросить им баскетбольный мяч! – Сева сел и босыми ногами поймал тапки.
– Значит, не сможете, – как всегда, нашла свой невеселый подтекст в анекдоте Маргарита Петровна. – Значит, никак.
– У вас есть счет в банке? Есть, но он не в мою пользу! – подтвердил Фокин ее опасения очередным анекдотом.
– Ваш счет не в мою пользу, Всеволод Генрихович, – вздохнула хозяйка и ушла.
Севка встал и понюхал связку чеснока.
Все было плохо.
Предстояло есть чеснок, искать чужие трусы и весь день носить спортивный костюм. И все это – даром.
При всем его оптимизме Севке захотелось завыть.
Мысль, что Маргарита Петровна может поискать другого жильца – такого, который легко заплатит за два, а то и за три месяца вперед, усугубляла депрессию.
Сева очень дорожил комнатой, которую снимал в частном секторе за небольшие деньги. Он считал, что лучше снимать офис в центре, а комнату на окраине, чем наоборот. Конечно, хорошо бы и то и другое – в центре, но даже в наилучшие времена, когда от клиентов отбоя не было, он жмотился на оплату жилья. Что ему, холостому оболтусу неполных тридцати лет, в сущности, нужно от собственного угла?
Выспаться да поесть.
Остальное – работа. Если она есть, конечно. А если нет, то ожидание работы в офисе. Так зачем платить дважды?! В качестве жилья Севу вполне устраивала дешевая комнатушка в частном доме, где удобства на улице.
Фокин умылся в огороде дождевой водой из бочки, отыскал среди немногочисленных шмоток тренировочный костюм, съел пару зубчиков чеснока с черным хлебом, выпил кофе, потом подумал и съел еще зубчик, решив, что кофе нейтрализует требуемый запах. Затем он замазал черным лаком передний зуб, создав видимость его отсутствия, сел на велосипед и поехал к свидетелям.
Депрессуха назойливой мухой жужжала возле правого уха, вызывая раздражение у в общем-то жизнерадостного и веселого Фокина.
Прежде чем пойти по указанному адресу, Фокин прицепил велосипед к дереву и внимательно осмотрел двор.
Райончик был так себе – спальный. Представить смешно, что в этом муравейнике из плотно натыканных пятиэтажек могла гостить жена банкира Говорухина. Впрочем, с первым размером груди ей в Монте-Карло точно делать нечего…
Рядом с детской площадкой располагался «турник» для выбивания ковров, а недалеко от него по старинке тянулись веревки для сушки белья. Ветер трепал на прищепках чьи-то разномастные носки и носовые платки.