Тень шпаги
Шрифт:
— Гномская это работа, — убежденно ответил Карвен. — Гномская и ничья другая. Люди такого мастерства никогда не достигали.
— Тогда не полгорода, а город и бургомистра в придачу, — поправился воин и торжествующе улыбнулся.
— Вот еще! — фыркнул Карвен. — Нужен мне какой — то там город! Да еще с таким довеском!
— Да? А как же госпожа Айнир? — шутливо поинтересовался воин.
— А я к ней когда — нибудь вернусь, — серьезно ответил Карвен. — Когда стану кем — то, кому не придется лазить в окно.
— Тут ты прав, парень. В окно можно залезть один раз, но лазить в
Он смотрел на Карвена так пристально, словно тот был в десять раз интереснее любой гномской шпаги. Даже такой, за которую можно купить целый город, да еще и бургомистра в придачу.
— Неужто бургомистр знал, что дарит? — пробормотал Карвен, разглядывая шпагу.
— Не думаю, — ответил воин. — Вряд ли он когда — то обнажал клинок. Рукоять — то самая простенькая… я бы не удивился, если бы узнал, что он купил эту шпагу только что, в лавке какого — нибудь торговца всякой всячиной, специально, чтоб было что всучить тебе в качестве подарка. Торговец, вероятно, тоже купил ее по случаю за какую — нибудь смешную цену, да еще и не саму по себе, а в груде других безделок. Кто знает, сколько таких рук она прошла? Знай хоть один из них истинную ценность такой шпаги… он бы постарался ее выгодно продать, и уж тебе бы она точно не досталась.
— И у него бы это вышло, — восхищенно промолвил Карвен. — Это же чудо! Второго такого и не найдешь, пожалуй!
— Это здесь такого почти нет. А в тех городках и деревнях, что поближе к заброшенным гномьим городам, лесорубы древними боевыми секирами лес валят, а селянки гномьими ножами хлеб режут. Правда, такая шпага, как эта, и по тамошним меркам редкость. Но это лишь для того, кто понимает.
— Но разве короли и прочие властители не собирали такое оружие для своих воинов?
— Собирали, конечно. Вот только ни один властитель не станет бродить по селам, выясняя, кто чем хлеб режет, и далеко не каждый крестьянин продаст — даже за большие деньги — тот нож или топор, который его любопытный прадедушка из гномьего заброшенного города принес. Это ведь не просто ценность, это еще и гордость. — Воин вдвинул клинок обратно в ножны. — Держи! Придется научить тебя с ней обращаться. Негоже позорить такое оружие скверным мастерством.
— А она… не слишком для меня хороша? Быть может, лучше вы…
Воин аж обернулся и медленно осмотрел Карвена с ног до головы, так, будто и впрямь его оценивал.
— Она хороша безо всяких там «слишком», — наконец сказал он. — Что же до тебя… Видишь ли, моя шпага принадлежит мне, и я не вижу причин отдавать ее в чьи бы то ни было руки. А забрать себе обе… ты не находишь, что глупо увешаться оружием с ног до головы и оставить безоружным своего спутника? Кстати, чем лучше шпага, тем легче с ней научиться чему — то путному. Ты же не думаешь, что те разбойники, от которых мы с тобой избавили этот городок, были единственными на свете?
— Верно, — виновато вздохнул Карвен, — Это я глупость ляпнул.
— Бывает, — утешил его воин и вновь повернулся к своим вещам. Карвен последовал его примеру. У него было смутное чувство, что его старший товарищ обрадовался этому странному подарку судьбы куда сильней его самого.
Прошло совсем немного времени, когда они выехали из города. Конь, подаренный господином бургомистром то ли от всего города, то ли от себя лично, и впрямь был хорош. День был яркий и солнечный. Карвен сидел в седле, словно заправский господин, а на поясе у него висела древняя гномья шпага.
Ему было весело и немного тревожно думать о заброшенных гномьих городах; он мечтал о драконах, которые бывают только в сказках, размышлял о разбойниках и магах, с которыми ему уже довелось столкнуться; ему было приятно грезить о прочих приключениях, которые порой выпадают на долю человеку со шпагой, но почти никогда не встречаются человеку с молотом. Он не собирался расставаться с молотом, но это вовсе не означало, что он не может владеть еще и шпагой. И когда — нибудь, вернувшись в город Фриниль, по праву постучаться в дверь любимой женщины. Когда — нибудь — да.
Часть вторая
Все как всегда, дорога и топот копыт, небо над головой и земля под ногами, тебя вновь куда — то несет, тот же долг, что заставляет скрывать свое истинное имя, не позволяет долго задерживаться на одном месте. Всем, кому это интересно, ты просто объясняешь, что таким вот уродился, бродяга, да и только…
Все как всегда, дорога и топот копыт, вот только отчего ты так счастлив?
Не от того ли, что на конце твоего клинка оборвалась жизнь очередного мерзавца? Нет, не от того. Слишком много было мерзавцев, ты привык. Вычеркивание из жизни очередной мерзости давно не доставляет радости, это как мусор убирать, это просто есть… должен же кто — то это делать?
И, уж конечно, ты счастлив не от того, что две городские вертихвостки, по недоразумению божьему считающие себя особами благородных кровей, друг перед другом выхваляясь, дарили тебе то, что они искренне считают любовной страстью. Что ж, ты никогда не обижал прекрасных дам. Даже если они не были прекрасны. Но счастье здесь совершенно ни при чем.
Не сделало тебя счастливым и обладание парой позолоченных игрушек, кои господину бургомистру действительно кажутся пистолетами.
Даже странно, в этом забытом Богом и Богинями городке на тебя все валится парами: маги, женщины, пистолеты… и все какого — то сомнительного свойства.
Да, врученная господином бургомистром сумма счастливым тебя тоже не сделала. Деньги — всего лишь деньги. Это их отсутствие может сделать человека несчастным, а их наличие счастья, увы, не прибавляет. Такова печальная дисгармония этого мира.
Нет, не поэтому тебе хочется улыбаться, будто ты вновь тот молодой идиот, коим был когда — то невыразимо давно. В той другой, едва памятной жизни, которую потом заслонили кровь и смерть.
Да. Крови и смерти было довольно. Ты привык к ним настолько, что иногда всерьез сомневался, заметишь ли собственную гибель. И если бы не долг, насмерть приковавший тебя к жизни… Какое смешное и высокопарное сочетание слов, «насмерть приковавший к жизни»… что — то ты совсем расклеился, старик, смотри, чего доброго, опять стихи сочинять примешься.