Тень сомнения
Шрифт:
Терзая зубами ни в чем не повинную сигару, он вдавил в пол педаль акселератора, и его «Кадиллак» рванулся стрелой по узкому шоссе, заросшему с обеих сторон подступающим к самой дороге старым лесом. Замшелые сосны мелькали мимо, сливаясь в неразличимую полосу.
Кто мог подумать, что призрак Харли Таггерта поднимется из могилы и преградит ему путь именно сейчас, в поворотный момент его жизни? И что возомнил о себе Кейн Моран, этот дешевый щелкопер, взявшийся вытащить на свет эту старую историю? Датч хорошо запомнил Морана, хотя виделись они в последний раз много лет назад. Это был злобный щенок, хулиганствующий юнец, обиженный на весь мир, вечно не в ладах с законом. Каким-то чудом ему удалось
Машина взлетела на гребень холма, и у Датча защемило в груди. Его охватило знакомое ощущение паники – то самое, что накатывало всякий раз, когда он вспоминал о гибели младшего сына Нила Таггерта. В самом темном уголке его души, куда сам Датч не решался заглядывать, жило подозрение, что парню размозжила голову одна из его дочерей.
Но если так, то которая из трех? Его старшая, Миранда, получила юридическое образование и работала помощником окружного прокурора. Честолюбивая, целеустремленная, она была непоколебимо горда и до такой степени похожа на свою мать, что Датча иногда жуть пробирала, когда он смотрел на нее. Ранда унаследовала густые темные волосы Доминик и ее пронзительные голубые глаза. Многие считали его старшую дочь высокомерной, говорили, что у нее в жилах течет ледяная вода, но она, безусловно, была не настолько холодна, да и не настолько глупа, чтобы убить Харли Таггерта. Нет, Датч ни за что бы в это не поверил. Ранда слишком хорошо владела собой, она была из тех женщин, кто точно знает, чего стоит добиваться в этой жизни.
Клер, его вторая дочь, была тихоней, мечтательницей, романтической натурой. В детстве она казалась гадким утенком и была совсем не похожа на сестер, но потом стала выглядеть очень даже неплохо, причем Датч считал, что с годами она будет становиться все краше. Таким, как она, время идет на пользу. В то лето, когда убили Харли Таггерта, она была тихой девочкой, увлекалась спортом. Средняя сестра, на которую никто не обращает особого внимания. Отцу она никогда не доставляла хлопот, пока не влюбилась в Харли Таггерта, и даже теперь, много лет спустя, воспоминание об этом тяжким камнем лежало где-то глубоко у него внутри. Но до недавних пор Датч не считал Харли слишком большой потерей, и мысль о ранней смерти парня не мешала ему спать.
Датч почувствовал, что его пальцы, сжимавшие руль «Кадиллака», вспотели. Клер, с ее грустными, пронзительно-честными глазами и россыпью веснушек на носу, никак, ну просто никак не могла быть убийцей. В ней не было ни малейшей склонности к насилию, про таких говорят, что они мухи не обидят. Неужели он мог так ошибаться?
Солнце садилось за холмы, слепя его своими яркими лучами. Датч опустил козырек. Дорога раздвоилась, и он повернул к старому дому, который когда-то купил за гроши.
«Кадиллак» завибрировал, когда Датч на полной скорости взял поворот. Он даже не заметил, что его занесло прямо на осевую. Пикап, ехавший навстречу, отчаянно засигналил и отвернул на усыпанную гравием обочину, чтобы избежать столкновения.
– Ублюдок! – пробормотал Датч, все еще погруженный в свои мысли.
Оставалась его младшая дочь Тесса. Эта всегда была девчонкой-сорванцом, необъезженной лошадкой. Светловолосая, голубоглазая, с соблазнительной женственной фигурой, вызывающе округлившейся уже к двенадцати годам, Тесса была шальной картой в колоде и головной болью для всей семьи. В то время как Миранда всегда старалась угодить родителям, а незаметная Клер сливалась с мебельной обивкой, Тесса нарочито и дерзко бросала вызов Датчу, не упуская ни единого случая его позлить. Зная, что она его любимица, Тесса бунтовала на каждом шагу. Да, от Тессы можно было ждать любых неприятностей, но Датч не верил, не хотел верить, что она убийца.
– Чтоб им всем гореть в аду! – бормотал он, изжевав в клочья конец сигары.
Вот если бы ему действительно повезло в жизни, у него родились бы сыновья, и тогда все пошло бы по-другому. Совсем по-другому. Бог сыграл с ним злую шутку, послав ему этих трех девчонок. От дочерей человеку одни только беды!
Сбросив скорость у искривленной сосны, посаженной им собственноручно целую вечность назад, Датч направил машину на частную подъездную дорогу, ведущую к дому. Он был влюбленным идиотом, когда высаживал в землю маленькое сосновое деревце, но годы изменили его, любовь поизносилась и лопнула, расползлась по швам.
Датч отпер ворота и проехал по растрескавшемуся асфальту некогда ухоженной аллеи. Серебристые воды озера соблазнительно подмигивали сквозь деревья. Как же ему нравилось когда-то это место!
Вот и последний поворот. Тоска по прошлому охватила его, когда он увидел дом: трехэтажное, асимметричное, хаотично разбросанное на разных уровнях строение. Это было настоящее охотничье логово, уютно угнездившееся в небольшой роще среди дубов и сосен, выходящее задним фасадом прямо на озеро.
Родной дом. Предмет гордости и источник сердечной боли.
Когда-то Датч купил этот дом вместе с лесистым участком в три акра [3] для своей жены, твердо уверенный, что Доминик полюбит это место так же, как и он сам. Но с той самой минуты, как она увидела грубую бревенчатую кладку и открытые потолочные балки, Доминик всей душой возненавидела их новый дом и все, что было с ним связано. Холодным, оценивающим взглядом она окинула дубовую обшивку стен, простой деревянный настил пола и двускатный потолок. Потом потрогала вырезанные вручную деревянные перила лестницы, каждый столбик которых изображал какое-нибудь полуфантастическое животное, и ее тонкие ноздри раздулись, словно она вдруг почувствовала дурной запах.
3
Акр равен 0, 405 га.|
– Ты купил это для меня! – спросила она. Ее голос, полный жестокого разочарования, эхом прокатился по громадному холлу, напоминающему пещеру. – Это... это уродство?
Четырехлетняя Миранда, уже тогда вылитая мать, с опаской огляделась вокруг, словно ожидая появления привидений, гоблинов и других чудовищ.
– Я полагаю, это считается произведением искусства? – Доминик брезгливо указала длинным пальцем на самый нижний столбик перил, изображавший лосося.
– Да.
– Ради всего святого, Бенедикт, зачем? Что на тебя нашло? Зачем ты купил это?
Нехорошее предчувствие закралось в сердце Датча. Он развел руками:
– Это для тебя и для девочек.
– Для нас? В этой дыре? В этом захолустье? Вдали от моих друзей?
Доминик пересекла холл и направилась в гостиную со сводчатым потолком и тремя канделябрами из перекрещивающихся оленьих рогов; ее каблуки негодующе защелкали. Датч, вздохнув, поплелся следом.
– Детям здесь будет хорошо...
– Детям будет хорошо в городе, Бенедикт! В городе, где они могли бы общаться с другими детьми своего возраста, жили в достойном их доме и имели возможность соприкасаться с культурой.