Тень темной королевы

Фейст Рэймонд Элиас

— Сомневаюсь, чтобы я поверил тому, кто рассказал бы мне о том, что увидел здесь, — сказал Бигго с набитым ртом.

— Да уж, куда легче поверить в злых духов и черную магию, чем в это, — ответил Джедоу. — Так ты говоришь, это существо умело готовить?

— Да, приятель, и оно готовило лучше, чем моя мамуля!

Все рассмеялись.

— Хотел бы я знать, зачем мы сюда приплыли, — сказал Хэнди.

— Любопытство вредно для здоровья, — ответил Джедоу.

— В лагере мы хорошо усвоили одно: выполняй приказы и останешься в живых. Главное — не высовываться. Прожил день и не попал на виселицу — уже хорошо.

Эрик кивнул. Он до сих пор не мог без дрожи вспоминать тот полет с петлей

на шее. И ему не хотелось вновь ощутить кислый привкус страха во рту.

Повариха принесла еще хлеба, и, когда уходила, Бигто окликнул ее:

— Алика?

Она остановилась.

— Да?

— Кто ты?

Алика смерила Бигго пристальным взглядом, словно желая понять, что кроется за этим вопросом, а потом ответила:

— Ученица. Я отрабатываю свое обучение.

— Нет, я имел в виду, откуда ты?

— Таргари.

— Никогда не слыхал о Таргари, — заметил Джедоу.

— Это очень далеко отсюда, — сказала она и ушла.

После этого все ели молча.

Когда они закончили есть, девочка, с виду не старше десяти или одиннадцати лет, но с седыми волосами и темно-бордовыми глазами, отвела их в большую комнату на втором этаже. Голосом, в котором слышался чуждый акцент, она сказала:

— Спать здесь. Вода там. — Она указала на таз и кувшин. — Облегчать себя снаружи. — Она повела ладонью вниз и налево, показав выход во двор. — Вы нуждать себя. Вы звать. Я приходить.

Она поклонилась и вышла.

— Клянусь, ноги этой девчонки не касались пола, — сказал Бигго.

Эрик снял перевязь с мечом и, усевшись на ближайшую кровать, ощупал туго набитый перьями тюфяк, подушку и стеганое одеяло.

— Я уже перестал удивляться. — Он лег и с удовольствием вытянулся во весь рост. — Это первая постель, в которой я сплю… — Он усмехнулся. — Первая постель!

Бигго рассмеялся:

— Неужели ты никогда не спал в постели?

— Ну, может быть, с мамой, когда был совсем маленьким. А так, сколько я себя помню, на сеновале. Потом тюрьма, лагерь и корабль.

— Ну что же, Эрик фон Даркмур, наслаждайся, — сказал Хэнди, укладываясь на другую кровать. — Что до меня, то я собираюсь дрыхнуть, пока кто-нибудь меня не разбудит и не найдет мне работу. — С этими словами он закрыл глаза и прикрылся рукой от света.

— Мудрое решение, парень, — сказал Джедоу. Вскоре комната погрузилась в тишину, нарушаемую только размеренным дыханием спящих и храпом.

***

Эрика разбудили голоса. Спросонья он растерялся, увидев вокруг незнакомую обстановку, но потом вспомнил, где находится. Голоса доносились из сада через окно, и Эрик узнал де Лонгвиля.

— ..Никогда раньше не видел его таким.

— Он озабочен, — сказал его собеседник — это был голос Накора.

— Он тяжело переживает нашу последнюю неудачу. Конечно, нам и до этого везло не всегда, но такого провала… Если бы он не вытащил меня на себе, я бы погиб на берегах Ведры. Нас было две тысячи, а вернулись лишь шестьдесят.

— Да, я слышал, там было жарко.

— Что бы ты ни слышал, там было гораздо хуже. На мгновение Эрик почувствовал себя неловко: его с детства учили, что подслушивать нехорошо. Но эта комната была отведена им, а де Лонгвиль и Накор, похоже, ничуть не тревожились, услышит их кто-то или нет.

— Я слышал разное, — осторожно заметил Накор.

Эрик понял, что они остановились.

— Это была самая крупная из всех битв, — сказал де Лонгвиль. — Кэлис привел нас вместе с Красными Ястребами Хаджи и полудюжиной других отрядов, которые обычно ошивались в Истланде. С остальными защитниками мы соединились в Кисмахале, это городок между Хамсой и Килбаром. Сначала мы столкнулись с авангардом вестландской армии, а потом

на нас обрушились их главные силы и отбросили к городским воротам. Мы отбили три штурма, несколько раз делали вылазки, сожгли их обоз, и вообще нанесли им большой урон. Затем к ним подошли резервы, и нас окружили. — Де Лонгвиль помолчал. — Двести шестьдесят пять дней осады, Накор! И еще эти проклятые маги. Конечно, не было ничего такого, что, по слухам, творили цуранцы во время Войны Провала, но все же достаточно, чтобы возненавидеть любую магию. Маги правителя Хамсы едва успевали бороться с самым ужасным — молниями, пожарами и сковывающими заклинаниями. Со всем остальным нам пришлось справляться самим, а это был тоже не сахар: из ниоткуда появлялись тучи мошек и москитов. Каждый бочонок вина в городе скис. Через сто пятьдесят дней осады мы ели один черствый хлеб и пили гнилую воду, но все-таки выжили. На двухсотый день мы жрали гусениц и насекомых, когда удавалось их поймать, и еще говорили спасибо. Мы были на грани того, чтобы начать есть своих мертвецов. Когда город пал, Кэлис отказался присоединиться к захватчикам. — В голосе де Лонгвиля Эрик услышал печаль. — Половина из нас были ранены или больны. Я имею в виду, половина из уцелевших. Нам удалось выиграть день, а потом по нашим следам бросили кавалерию. Если бы мы направились вдоль реки на юг, нас бы точно догнали. Но мы повернули на восток и оторвались, — по голосу де Лонгвиля Эрик понял, как тяжело ему говорить об этом. — Мы не бросили наших раненых, но нам пришлось их добить. Выжившие с трудом добрались до степей. Дальше наше отступление прикрыли джешандийцы, а змеи были достаточно умны, чтобы не ввязываться в бои с ними на их территории. Джешандийцы нас выходили, и в конце концов мы добрались до Города на Змеиной Реке.

— Я помню нашу первую встречу, двадцать четыре года назад, — сказал Накор. Он помолчал немного. — Кэлис тогда был очень молод. Да он и сейчас молод, по меркам его народа. Но теперь на нем лежит большая ответственность, и рядом нет Аруты или Никласа, которые могли бы дать ему совет. А вы собираетесь пуститься в это опасное предприятие.

— Опасное и отчаянное, — сказал Робер де Лонгвиль. — На подготовку ушло много времени, а найти подходящих людей оказалось труднее, чем мы полагали.

— Эти твои люди, эти «головорезы» — смогут ли они сделать то, что не удалось целой армии опытных воинов?

Наступило долгое молчание. Наконец де Лонгвиль сказал:

— Не знаю, Накор. Не знаю.

До Эрика донеслись звуки удаляющихся шагов, и когда де Лонгвиль с Накором снова заговорили, он уже не мог разобрать слов.

Эрик долго лежал без сна, пытаясь разобраться в услышанном. Названия «Хамса» или «Килбар» были ему незнакомы, и он понятия не имел ни о каких джешандийцах, но в голосе де Лонгвиля ясно звучали нотки, которых Эрик никогда раньше не слышал, — нотки скрытой тревоги, может быть, даже страха. Заснул он нескоро, и спалось ему плохо.

***

Наутро Робер де Лонгвиль разбудил Эрика и его товарищей и велел поторапливаться. Кэлис и Накор с дорожной сумкой через плечо уже ждали их. Без лишних слов четверо бывших осужденных встали позади Кэлиса, и отряд двинулся к морю.

По дороге Накор непрерывно болтал обо всем, что произошло со времени последнего приезда Кэлиса и де Лонгвиля. Из того, что Эрик услыхал ночью, выходило, что Накор и Кэлис знакомы уже очень давно. Его смущало только, что Накор упомянул о двадцати четырех годах, а Кэлис и сейчас выглядел немногим старше двадцати пяти — двадцати семи лет. Но потом Эрик припомнил, что Накор говорил о «его народе», имея в виду Кэлиса, и рассказы о том, что Кэлис не человек, перестали казаться ему досужими выдумками.