Тень темной королевы
Шрифт:
ПЕРСОНАЖИ
Агларана — Королева эльфов в Эльвандаре Алика — «демон», повариха на Острове Мага Альталь — эльф из Эльвандара Эйвери, Руперт (Ру) — парень из Равенсбурга, товарищ Эрика фон Даркмура; позже заключенный; позже солдат в отряде Кэлиса Бигго — заключенный; позже солдат в группе Эрика Кэлис — полуэльф-получеловек, сын Аглараны и Томаса, известен как «Крондорский Орел»; командир отряда воинов Кудли — наемник-убийца Давар — наемник в отряде Нахута Де Лонгвидь, Роберт (Бобби) — сержант в отряде Кэлиса Де Савона, Луи — заключенный; позже солдат в отряде Кэлиса Дьюрэни — наемник в отряде Кэлиса Эллия — эльфийская женщина, спасенная Мирандой Эмбриса — девушка из деревни Винэт Эстербрук, Джекоб — торговец из Крондора Фэйдава, генерал — главнокомандующий войсками Изумрудной Королевы Финия — женщина из деревни Винэт Фостер,
ПРОЛОГ. ИСХОД
Барабаны гремели.
Воины пели боевые гимны, готовясь к предстоящей битве. Потрепанные боевые знамена вяло свисали с окровавленных копий, а густой дым окутывал небо от горизонта до горизонта. Зеленокожие саауры, чьи лица были раскрашены желтым и красным, смотрели на запад, туда, где пожары отбрасывали багрово-коричневые отсветы на черную пелену дыма, закрывшую заходящее солнце и привычный узор западных вечерних созвездий.
Джарва, ша-шахан Семи Народов, правитель Империи Лугов, владыка Девяти океанов, не мог оторвать взгляд от картины разрушения. Весь день вдали вспыхивали пожары, и даже на таком расстоянии были слышны рев победителей и крики их жертв. Ветер, когда-то напоенный сладким ароматом цветов и густым запахом пряностей, сейчас нес с собой лишь едкий смрад обугленного дерева и горелого мяса. Даже не глядя, Джарва знал, что у него за спиной люди укрепляют сердца перед схваткой, в душе понимая, что битва проиграна и народ Сааура обречен на гибель.
— Повелитель, — произнес Кэйба, его щитоносец и товарищ с рождения.
Джарва обернулся и увидел в глазах друга бледную тень беспокойства. Для всех, кроме Джарвы, лицо Кэйбы было непроницаемой маской; но ша-шахан читал его так же легко, как шаман читает священный свиток.
— Пантатианин здесь.
Джарва кивнул, но не сдвинулся с места. Сильные руки в жесте отчаяния сомкнулись на рукояти боевого меча. Туалмасок — «Выпивающий Кровь» на древнем языке — служил куда более весомым символом власти, нежели корона, которая надевалась лишь в исключительных случаях. Он вонзил лезвие в землю, принадлежащую его возлюбленному Табару, древнейшему народу мира, называемого «Шайла». Семнадцать лет Джарва бился с захватчиками, и семнадцать лет они неуклонно оттесняли его воинов к самому сердцу Империи Лугов.
В тот день, когда он еще юношей принял меч ша-шахана, сааурские воины прошли перед ним по старинной дамбе, что перекрывала Такадорскую Узкость — пролив, соединяющий Такадорское море с океаном Кастак. Войска шли шеренгами по сто всадников — это называлось центин; сотня центинов составляла джатар, десять тысяч воинов. Десять джатаров образовывали хостин, а десять хостинов
— орид. В зените могущества Джарвы на призыв его боевой трубы откликались семь оридов, семь миллионов воинов. Они были в непрестанном движении, их кони паслись на просторах Империи, а дети росли, играли и дрались среди повозок и походных шатров. Империя была столь велика, что, если скакать не останавливаясь, путь от Сибула до дальних границ занял бы полный оборот луны и еще половину, а чтобы пересечь ее от края до края, потребовалось бы вдвое больше времени.
Ежегодно один орид оставался возле столицы, а остальные кочевали вдоль границ, обеспечивая мир и усмиряя тех, кто отказывался платить дань. Тысяча городов с побережий девяти океанов посылали ко двору ша-шахана яства, сокровища и рабов. А раз в десять лет лучшие воины семи оридов собирались в Сибуле, древней столице Империи, на большие игры. Столетиями Сааур покорял земли Шайлы, пока неподвластными ша-шахану не остались лишь народы, живущие у самых границ мира. Джарва лелеял надежду стать тем ша-шаханом, который, осуществив мечту предков, присоединит к Империи последний город и будет править всей Шайлой.
Четыре огромных города пали под натиском его оридов, еще пять сдались без боя — а потом орид Паты подошел к воротам Ахсарта, Города Жрецов, и этот день стал началом несчастий.
Джарва укрепил свой дух, стараясь не показывать виду, что его угнетают крики, доносящиеся сквозь сумерки. Это кричали его люди, которых волокли к пиршественным ямам. Те немногие, которым удалось спастись, рассказывали, что пленникам, убитым сразу, возможно, еще повезло — не говоря уже о тех, кому посчастливилось пасть в бою. Они утверждали, что захватчики способны овладевать душами умирающих и вечно терзать их, не позволяя теням убитых найти последнее пристанище среди своих предков, ставших всадниками в Небесном Ориде.
Стоя на высоком плато, Джарва озирал древнюю родину саауров. Здесь, меньше чем в полудне езды от Сибула, разбили лагерь потрепанные остатки его некогда могучего войска. Даже в этот тяжелый для Империи час присутствие ша-шахана заставляло воинов выпрямить спины, поднять подбородки и с презрением смотреть в сторону далекого противника. Но эта поза была фальшивой; в их взглядах ша-шахан отчетливо видел то, чего ни одному владыке Девяти океанов никогда не доводилось видеть в глазах сааурского воина, — страх.
Джарва вздохнул и, не говоря ни слова, направился к своему шатру. Он хорошо — даже слишком хорошо — знал, что выбирать не приходится, и все же ему было ненавистно лицо чужеземца. Перед шатром Джарва остановился:
— Кэйба, я не верю этому жрецу из иного мира.
Слово «жрец» он не произнес, а выплюнул.
Кэйба кивнул. Его чешуя посерела за годы, проведенные в седле. У него была нелегкая жизнь, и всю ее он посвятил служению своему ша-шахану.
— Повелитель, я знаю, что вы сомневаетесь. Но ваш виночерпий и ваш хранитель знания согласны. У нас нет выбора.
— Всегда есть выбор, — прошептал Джарва. — Мы можем выбрать смерть, подобающую воину!
Мягким движением Кэйба коснулся руки своего повелителя. Для любого другого воина такой жест означал бы немедленную смерть.
— Старый друг, — кротко произнес он. — Этот жрец предлагает убежище нашим детям. Мы можем сражаться и умереть, и горькие ветры развеют память о Саауре. Не останется никого, кто пропел бы воинам Небесного Орида о нашей славе и храбрости — демоны пожрут наши души и плоть. А можно отправить наших женщин и мальчиков в безопасное место. Разве есть у нас право пренебречь этой надеждой?
— Но он не такой, как мы.
Кэйба вздохнул.
— Есть нечто…
— У него холодная кровь, — прошептал Джарва. Кэйба сделал неопределенный жест.
— О созданиях с холодной кровью говорится в легендах.
— А о тех? — спросил Джарва, указывая на море огня, пожирающее его столицу.
Кэйба только пожал плечами. Джарва не сказал больше ничего и, пропустив вперед своего старейшего друга, вошел в шатер ша-шахана.
Этот шатер был больше любого другого в лагере, по сути, это был дом, составленный из многих шатров. Оглядев тех, кто ждал внутри, Джарва почувствовал холодок в груди: из его многочисленных советников и могущественнейших хранителей знания в живых оставались лишь единицы. И они смотрели на него с надеждой. Он — ша-шахан, и его обязанность — спасти свой народ.