Тень темной королевы
Шрифт:
Кавалеристов сменил отряд солдат в серых накидках с гербом Даркмура: на алом поле — черный ворон, сжимающий в клюве ветвь падуба. Чуть повыше герба у каждого солдата был нашит золотой кружок: знак его принадлежности к личной гвардии барона.
Наконец на площадь вкатилась карета, и Эрик поймал себя на том, что невольно затаил дыхание. Проклиная мать с ее навязчивой идеей, он осторожно сделал глубокий вдох и приказал себе успокоиться.
По толпе пробежал шепоток, и Эрик прислушался. Уже больше года по баронии ходили слухи о плохом здоровье барона, и то обстоятельство, что сейчас он сидел в карете рядом с супругой, а не гарцевал
Потом внимание Эрика привлекли двое молодых людей на одинаковых гнедых лошадях; каждый — в сопровождении знаменосца с баронским штандартом. Судя по эмблемам на знаменах, слева был Манфред фон Даркмур, младший отпрыск барона, а справа — Стефан, его старший сын. Юноши, похожие как близнецы, несмотря на год разницы в возрасте, управляли лошадьми с легкостью, свойственной опытным наездникам, и Эрик невольно залюбовался ими.
Манфред окинул взглядом толпу и, заметив Эрика, нахмурился. Стефан, увидев, куда смотрит брат, наклонился к нему и что-то сказал. Оба юноши были одеты одинаково: высокие сапоги для верховой езды, тугие бриджи, белые шелковые сорочки под безрукавками из тонкой кожи и черные фетровые береты, украшенные золотыми эмблемами и орлиными перьями. На боку у каждого висела рапира, и, несмотря на молодость, сыновья барона считались неплохими фехтовальщиками.
Указав подбородком на Стефана, Фрейда шепнула:
— Твое место, Эрик.
Голос у нее был жесткий. Эрик почувствовал смятение, хотя знал, что самое неприятное еще впереди. Карета остановилась; грумы распахнули двери, а двое бюргеров выступили вперед, чтобы приветствовать барона. Первой из кареты вышла надменная женщина; она была красива, но выражение высокомерного презрения, казалось, навеки застывшее на лице, портило ее красоту. Одного взгляда на нее и на двух юношей, уже спрыгнувших с лошадей, было достаточно, чтобы понять, что это их мать. Все трое были темноволосыми, стройными и высокими. Оба юноши подошли к матери, поклонились и встали по бокам. Баронесса оглядела горожан, и, когда она увидела возвышающегося над толпой Эрика, лицо ее потемнело.
— Его светлость Отто, барон Даркмурский, лорд Равенсбургский! — провозгласил герольд.
Толпа разразилась почтительными, если не сказать радостными, возгласами. Не то чтобы подданные уж очень любили своего барона, но, без сомнения, они его уважали. Правда, налоги могли бы быть и поменьше — впрочем, налоги всегда высоки, — а в защите от бандитов, которую должны были обеспечивать горожанам солдаты барона, здесь никто не нуждался. Барония находилась в глубине королевства, дикие земли Западного Княжества были отсюда далеко, так что мошенники и злодеи почти не беспокоили честных путников в окрестностях Даркмура. В ближайших горах никогда не видели ни гоблинов, ни троллей, поэтому горожане придерживались мысли, что нет проку содержать солдат, которые только и делают, что эскортируют своего господина, без конца чистят оружие и жрут. Но виноград хорошо уродился, еды было вдоволь всем, и за это полагалось воздать благодарность барону.
Когда приветствия стихли и мужчина, вышедший из кареты, направился к городским нотаблям, над толпой пронесся вздох. Раньше барон не уступил бы Эрику статью, а теперь он сгорбился и выглядел лет на тридцать старше своих сорока пяти. От природы худощавый, сейчас он казался просто изможденным, а по-прежнему широкие плечи только усиливали это впечатление. Его золотистые кудри распрямились и поседели, лицо приобрело пепельный оттенок, а щеки стали впалыми и такими бледными, словно их обтянули отбеленным пергаментом. Квадратная челюсть и высокий лоб придавали ему еще более нездоровый вид. Младший сын помогал отцу, крепко поддерживая его под левую руку. Движения барона были судорожными, и Эрик испугался, что он вот-вот упадет. Кто-то рядом с Эриком пробормотал:
— Так, значит, не врали, что у него удар…
У Эрика мелькнула мысль, что мать пожалеет барона в таком состоянии, и, как бы отвечая ему, Фрейда сказала:
— Я должна это сделать.
Растолкав тех, кто стоял впереди, она прошмыгнула между двумя верховыми гвардейцами так быстро, что те не успели ее остановить.
— Я — свободная женщина Королевства и требую, чтобы меня выслушали! — прокричала она, и ее громкий голос разнесся по всей площади.
Толпа притихла. Все взоры обратились на жилистую женщину, наставившую на барона обвиняющий палец.
— Отто фон Даркмур, признаешь ли ты Эрика фон Даркмура своим сыном?
Барон, который, несомненно, был тяжело болен, остановился и повернулся к женщине, задававшей ему этот вопрос каждый раз, когда он приезжал в Равенсбург. Он поискал глазами кого-то у нее за спиной и наконец нашел Эрика
— тот спокойно стоял позади матери: живой портрет барона в юности. В этот момент к нему подошла баронесса и что-то быстро шепнула на ухо. Лицо барона тронула печаль; отворачиваясь от Фрейды, он слегка покачал головой и не говоря ни слова пошел к самому большому зданию в городе — Собранию Виноградарей и Виноделов. Баронесса последовала за мужем, но перед этим наградила Фрейду и Эрика жестким взглядом, в котором ясно читался гнев.
Ру вздохнул — и вместе с ним вся толпа, как один человек, перевела дыхание.
— Ну вот, представление окончено.
— Вряд ли мы повторим его еще раз, — откликнулся Эрик.
Фрейда медленно пошла назад, к сыну, а Ру спросил:
— Почему? Неужели ты думаешь, что если твоей матери представится новый случай, она остановится?
— У нее не будет другого случая. Он умирает, — ответил Эрик.
— Откуда ты знаешь? Эрик пожал плечами:
— Я видел, как он смотрел на меня. Он прощался.
Подошла Фрейда. Лицо ее было непроницаемо.
— У нас еще много работы, — сказала она. Ру бросил быстрый взгляд туда, где Манфред и Стефан, пристально глядя на Эрика, негромко разговаривали между собой. Судя по всему, Стефан рвался пересечь площадь и затеять с Эриком ссору, а Манфред старался его удержать.
— Похоже, твои единокровные не очень-то тебя любят, не так ли? Особенно этот Стефан, — заметил Ру.
Эрик на это ничего не сказал, но неожиданно заговорила Фрейда:
— Он знает, что скоро унаследует то, что по праву принадлежит Эрику.
Эрик и Ру переглянулись. Оба отлично знали, что с Фрейдой лучше не спорить. Она уверяла, что однажды весенней ночью, в лесной часовне барон взял ее в жены перед лицом странствующего монаха, служителя Бога Дэйлы, защитника слабых. И что потом он потребовал и добился признания брака недействительным, чтобы жениться на дочери герцога Ранского. Соответствующие документы сохранились, но были опечатаны по королевскому приказу из политических соображений.
— Тогда, конечно, другого раза точно не будет, — сказал Ру.