Тень Торквемады
Шрифт:
Дверь помещения, в котором находился Фернан Пинто, неожиданно отворилась, и на пороге встал Антонио де Фариа. Он был весь заиндевевший и дрожал от холода. Морозный воздух из неотапливаемых сеней потоком хлынул в комнату, вмиг заполнив ее от пола до потолка, и фидалго крикнул:
— Закрывай быстрее дверь! Бр-р-р… — Он зябко повел плечами.
— Если существует ад, то, по-моему, там стоят не котлы со смолой, под которыми жарко пылают дрова, а лютует мороз, — сказал Антонио де Фариа, приклеившись к печке. — О-ох, хорошо… Как эти русские выживают в таком аду?! Еще середина ноября, а лед на реке не просто замерз, он трещит от мороза. Но московитам все нипочем. Гулянки устраивают, строят крепости из снега, катаются на санках, шуты, и дети в сугробах кувыркаются, а в торговых рядах людей полным-полно.
В прошлом веке торговый люд, как русский, так и иноземный, съезжался в Великий Посад. Его центр располагался возле большого моста, к которому вели две улицы — Ильинка и Варварка. Приезжие гости вели торговлю сами или продавали товар оптом московским купцам. Вся прибрежная территория, так же, как и местность к востоку от Кремля, была обширным торговым и ремесленным центром Москвы. Здесь находились Нижние, Средние, Верхние торговые ряды и множество отдельных лавок.
В 1493 году, после очередного большого пожара, из Кремля выселили торговавших там раньше купцов. Они обосновались на площади перед Кремлем и на прилегающих к нему улицах. Самая крупная торговля сосредоточилась на перекрестках улиц, так называемых «крестцах». Гостиный двор на Ильинском крестце возник в начале XVI века. Поначалу он был деревянным. При матери Ивана Грозного, Елене Глинской, значительную часть Великого Посада обнесли каменной стеной и примкнувшую к Кремлю территорию стали называть Китай-городом. Значительную часть китайгородских строений составили торговые здания. Деревянный Гостиный двор на Ильинском крестце заменили каменным уже при нынешнем великом князе Московском Иоанне Васильевиче.
Обычно все иностранные купцы жили в Гостином дворе, расположенном на Ильинском крестце. Кроме того, они держали в Гостином дворе свои лавки, хранили товар. Но испанцев не стали селить в Гостином дворе. Все-таки статус у «гишпанских» (как их называли московиты) купцов в какой-то мере был посольским, хотя и с урезанными полномочиями. Им выделили отдельный дом. А в нем была изразцовая печка — для Москвы той поры диковинка. Фернан Пинто узнал, что этот дом принадлежал какому-то иностранцу, который то ли отбыл на родину, то ли ему отрубили голову за какие-то прегрешения перед великим князем.
— Как ты пьешь эту дрянь? — спросил де Фариа, понюхав кувшин, в котором осталось немного вина. — Русские мёды гораздо приятней на вкус. И хмельного в них побольше.
Вино испанцам и впрямь выдавали не ахти какое. Им по-прежнему полагался корм от государевой казны, но подьячий, занимавшийся поставками съестного и хмельного пития для «гишпанской» миссии, явно был мошенником и вором, потому что продукты часто привозили несвежие и в меньшем количестве, чем требовалось, а уж вино и вовсе оказалось ренским — дешевой немецкой кислятиной, хотя в списках значилось как романея [50] .
50
Романея — в допетровской Руси привозившееся из-за границы виноградное вино высокого качества.
Антонио де Фариа возмущался и хотел было пожаловаться на подьячего в Посольский приказ, но Фернан Пинто вовремя остановил его. Незачем наживать лишних врагов. К тому же вороватый подьячий оказался весьма полезным осведомителем. За то, что испанцы закрывали глаза на его «художества», он готов был поделиться с ними самыми свежими новостями и сплетнями. Иногда это были даже государевы тайны, за которые ему могли снести голову. Но уж больно любил подьячий звонкую монету, которой расплачивался с ним Фернан Пинто, — в качестве подношения и в знак большого уважения к его высокой должности.
— Перестань травить себя этой гадостью. — Антонио де Фариа достал из сумы, которая висела через плечо, сулею зеленого стекла. — Испей лучше брантвайн, как называют этот напиток немцы. А русские зовут его хлебным вином. У тебя есть чем закусить?
— Вяленая медвежатина и хлебец.
— Пойдет…
Де Фариа разлил хлебное вино по кружкам, и они выпили.
— Ух ты! — сказал Пинто. — Даже слезу вышибло.
Хлебное вино согрело кровь моментально. Антонио де Фариа снял овчинную шубу и ловко набросил ее на колышек, торчавший из стены.
— А где наш голландец? — спросил он, прожевав кусок жесткой медвежатины.
«Нашим голландцем» был Мартин Тромп.
— Мосты наводит, — коротко ответил Фернан Пинто.
— Это как понимать?
— Мне обязательно нужно получить личную аудиенцию у Иоанна Васильевича. Мы ведь так и не пообщались с ним как следует. Поэтому Мартин Тромп пытается через знакомых купцов выйти на боярина или какого-нибудь дьяка, вхожих к великому князю, чтобы они замолвили за меня слово.
— Не нравится мне этот голландец, ох, не нравится…
— Почему?
— Больно скользкий. Как угорь — не ухватишь.
— А купцы все такие. Тем не менее протекцию нам он составил. На наши товары торговый люд в очередь становится.
— Только никто не покупает. Цены ты задрал — выше некуда.
Фернан Пинто хитро ухмыльнулся и ответил:
— Так ведь наша главная задача — задержаться в Москве подольше. А товар не пропадет. Мы можем дожидаться солидного купца хоть до нового пришествия.
— Жаль, что иностранцам в Московии нельзя торговать в розницу.
— Увы, такие здесь законы…
Торговля в Москве процветала. Европейские купцы везли сюда серебро в слитках, сукна разные, сученое золото, медь, железо, зеркала, стальные ножи, ножницы, булавки, иглы, кошельки, вина; из Азии — шелковые ткани, парчи, ковры, жемчуг, драгоценные каменья. Из-за границы везли в Московию посуду и предметы утвари, пряности и специи, фрукты, вина, пиво, сельдь, соль, стекло и зеркала. А еще привозили квасцы, купорос, ртуть, киноварь, чернильные орешки, горячую серу, краски, сулему, буру, ярь, белила, мыло испанское, меха французских лисиц и выдр.
Из Московии вывозили в немецкую землю меха, воск, мед, конский волос, свиную щетину, гусиный пух, войлок, кожи и кожевенные изделия, говяжье сало, мясо, масло, лен и пеньку, гречу, льняное семя и растительное масло, канатную пряжу и канаты; в Литву и Турцию — меха и моржовые клыки; в Татарию вывозили седла, узды, холсты, сукна, одежду, кожи — в обмен на азиатских лошадей. Только оружие и железо не выпускалось за рубеж. Оружие — мушкеты, самопалы, алебарды, ядра, порох, формы для литья пушек и доспехи — ввозили; в основном, из Англии.