Тень твоего поцелуя
Шрифт:
– Да, – медленно протянула она. – В какой-то степени да. Но как трудно носить ребенка от человека, который сторонится своей жены!
– Но Стюарт должен радоваться! – запротестовал Робин.
– Да, он в восторге. Жена беременна, и вскоре у него появится наследник. Он принимает поздравления с безмятежностью человека, полностью их заслуживающего, – бросила Пиппа – с такой горечью, что Робин невольно поморщился.
– Пиппа, дражайшая Пиппа, не стоит горевать! Ребенок так же принадлежит тебе, как и Стюарту. Ты обретешь в нем радость.
Пиши, немного
– Ты, разумеется, прав. Я сосредоточусь на ребенке и не стану думать об изменах своего мужа. Сколько женщин на моем месте поступают точно так же!
Она вспомнила о матери. Та выходила замуж еще дважды, после того как отец ее дочерей был убит. И оба брака оказались неудачными. Но Джиневра посвятила всю свою любовь и преданность дочерям. Пиппа вполне способна последовать ее примеру.
И все же жизнь матери круто изменилась с появлением Хью из Бокера.
– Пиппа, мне больно видеть тебя в таком состоянии, – выдохнул Робин, встревоженно разглядывая унылое лицо сестры. До чего эта тоска и меланхолия не в характере жизнерадостной Пиппы, всегда готовой развеять грусть окружающих!
Пиппа покачала головой.
– Возможно, это из-за беременности я чувствую себя так странно: если меня не тошнит, значит, хочется плакать, как младенцу, или хохотать, как пометанной!
– Вероятно, – кивнул Робин, радуясь столь простому объяснению и готовый принять его, хотя знал, что это весьма далеко от правды. Но все же сменил тему, озабоченно спросив: – Пиппа, от меня неприятно пахнет?
Сестра изумленно вытаращилась на него и, потянув носом, заметила:
– Не больше, чем обычно, а что?
– Не больше, чем обычно? – оскорбился Робин. – А я думал, это потому, что пришлось весь день проскакать верхом.
Пиппа расхохоталась: впервые за несколько недель Робин расслышал искреннее веселье в ее голосе.
– О, Робин, ты ужасный неряха и всегда немного потеешь. Такой уж ты, ничего не поделаешь. И никто до сих пор не возражал.
– Может, ты просто привыкла? – мрачно предположил он.
Пиппа задумалась.
– Может быть, – хмыкнула она наконец. – Но почему ты вдруг заговорил об этом? – Ее глаза внезапно блеснули догадкой, и она торжествующе воскликнула: – Робин, да у тебя завелись тайны!
Робин почувствовал, что краснеет.
– Вовсе нет! – пробормотал он.
– О да, есть, и какие! – восторженно проворковала она. – Готова побиться об заклад, что у тебя появилась возлюбленная!
Робин поспешно встал.
– Тебе пора спать. Увидимся утром, – проворчал он, послал воздушный поцелуй и поспешно удрал от все еще смеющейся сестры.
Глава 9
Пиппа спала плохо и проснулась под экстатическую музыку рассветного хора под открытыми окнами. Но вставать не спешила, зная, что, как только поднимет голову, снова нахлынет волна тошноты.
Лайонел сказал, что придется терпеть двенадцать недель. Если ее вычисления верны, срок ее беременности всего восемь недель, и перспектива страдать еще месяц совсем не воодушевляла.
Пиппа
Правда, она всегда была нетерпеливой, и самая обычная простуда выводила ее из себя, так что, возможно, чувствовала бы себя точно так же, даже пребывай они со Стюартом на седьмом небе супружеского блаженства.
Пиппа снова закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на Стюарте, каким-то образом найти объяснение его отчужденности. Если не другая женщина, тогда что именно? Супружеская измена – достаточно очевидная причина. Но если дело в ином? Может, он чем-то расстроен, а она отказывается видеть это, делает неверные выводы, думая при этом только о себе.
Она старалась представить себе Стюарта, но перед глазами возникал Лайонел Аштон. Его серые глаза, полные понимания, сочувствия, юмора, так противоречащие обычному холодноватому виду, который он принимал в обществе. Но с ней он был совсем другим.
Она снова попыталась вообразить Стюарта, но ничего не получалось. Только лицо Лайонела вставало перед ней все с той же настойчивостью, и Пиппа волей-неволей продолжала думать о загадке, которую представлял собой этот человек.
Вернее, о загадках. Их было чересчур много, начиная с той, как и почему англичанин оказался в свите Филиппа. Должно быть, его положение достаточно высоко, хотя он и держится в стороне. Но окружавшая его атмосфера властности была совершенно очевидна. Он требовал почтения к себе, и, судя по всему, окружающие именно так к нему и относились. Даже советники Филиппа.
А его сестры… с какой грустью он упомянул о них… нет, не просто с грустью, она это чувствует. И почему он мгновенно замыкается, с такой яростью хлопает дверью, стоит спросить о его жене? Ведь он сам приоткрыл эту дверь!
Ни жены, ни ребенка. Означает ли это, что он вообще не был женат? Где же провел свое детство? Англия, Испания… Судя по тому, как он владеет испанским, вполне возможно, он жил в этой стране.
Пиппа вдруг поняла, что думать о Лайонеле куда приятнее, чем о Стюарте. Вспоминая о нем, она меньше ощущала одиночество. Словно приобрела нежданного союзника. И это тоже смущало, потому что у нее есть Робин, который всегда горой стоит за сестру. Это он ее союзник, друг и брат. Так почему мысль о поддержке Лайонела Аштона пришла ей в голову раньше, чем она вспомнила о Робине?!
Пиппа осторожно села, и – о чудо! – ничего не произошло. Она потянулась к корзинке с черствым хлебом, который Марта каждый вечер ставила на столик. Та самая Марта, которая выдала тайну Пиппы Стюарту, не спросив у хозяйки.
Пиппа откусила кусочек хлеба. Она в общем-то не злилась на камеристку, чье положение в этой истории было совсем не легким. Вина целиком лежит на Стюарте! Но эта тема уже исчерпана, и нет никакого смысла и дальше кипеть от злости.
Пиппа осторожно свесила ноги. Она прекрасно себя чувствует!