Тень уходит последней
Шрифт:
– Примите мои соболезнования.
– Соболезнования?
– подняв голову, Максим Максимович пристально посмотрел на Синцова.
– Это было семнадцать лет назад, дорогой мой. Сейчас бы мой Лешка был бы по возрасту, таким как вы, наверное. Сели бы здесь с ним и разговаривали бы. Он аппаратчиком был, пятого разряда. Когда он с персоли перешел на бромэтиловый цех, там все в упадке было. Проводка кругом оголена, в мастерской все оборудование на ладан дышит, что сверлильный станок, что розетки, что заточные станки. И мы, коммунисты, об этом начальнику цеха говорили. Мы ему на вид ставили на партийном собрании, что
– На партсобрании, это круто!
– невольно ухмыльнулся Синцов.
– А куда рабочие смотрели? Что у них в цехе не было электрика, слесаря или просто умельца?
– Электрика не было по штату, подумав несколько секунд, ответил Столяров.
– А люди-то были. Так, они ему тоже говорили, начальнику своему. Мол, давай делай ремонт мастерской. И мастеру говорили! А им все не до этого было, работать нужно, мол, осторожнее!
– Говорили, Максим Максимович, наверное, после того, когда происшествие произошло, и Ваш сын погиб. Так? Вот, когда клюнет жареный петух, тогда все готовы кричать, "а мы, а мы", чтобы крайнего найти и кем-то прикрыться, и оставаться беленькими кошечками. Тогда и начальник виноват, и мастер! Все! Кроме рабочих. У них самих, что рук не было, что не могли заизолировать те же ручки на станках или убрать какие-то другие, имеющиеся там неполадки на станках. А розетки, неужели было трудно их отремонтировать своими руками? Максим Максимович?
– Да, как вы, дорогой мой, смеете со мной так разговаривать?
– ударив кулаком по столу, вскочил со скамейки старик.
– Да, кто вы такой?
– А что не так было?
– отодвинув подальше от себя тарелку с яблоками, Николай посмотрел на старика.
– Да, я, я, да я, - и дед, громко дыша, тут же ухватившись за грудь, стал оседать на скамейку.
Из дома выскочила пожилая, худощавая женщина и поднесла своему мужу таблетку.
Приняв валидол, Максим Максимович, через несколько минут стал ровнее дышать, одышка улеглась.
– Извините, Максим Максимович..., - прошептал Синцов.
– Уходите! Уходите отсюда, - маша рукой в сторону Синцова, громко, в приказном порядке, шептала женщина, - и больше сюда к нам никогда не приходите. Не уйдете, полицию вызову
А старик сидел и молчал, больше не поднимая глаз со своих сложенных ладоней.
– Послал бы его к легавому, - бубнила женщина, - он бы ему показал.
– Да не к легавому, Таня, а к питбулю, - не отпуская руку от сердца, покашливая, прохрипел дед.
– Что ты все путаешь?
– Да не к Питбулю, а к тому Льву Львовичу вашему!
– возмутилась женщина.
– К кэгэбэшнику вашему, а тот бы быстро его научил разговаривать со старшими людьми.
Настроение у Николая упало совсем. Вот как получается, хотел помочь молодой журналистке, у которой вчера не получилось найти общего языка с Максимом Максимовичем Столяровым, и сам оказался в положении не лучшем, чем она.
"А старик не такой уж и простой орешек, - вздохнул Николай.
– Коммуняка, еще тех времен, сталинских, хотя рос при Хрущеве и Брежневе. Вот на таких фанатах Советский Союз не только выстоял в Великую Отечественную войну, но и после нее встал на ноги и стал великой державой мира.
Интересно, за что токарь Столяров был награжден в советские времена орденом "За дружбу народов". Что ни говори, а это не основная профессия на заводе, там же в почете химики, а не слесари-ремонтники токарных станков. Пусть даже Столяров не раз побеждал на областных соревнованиях токарей.
Может, за погибшего сына ему хотели рот закрыть орденом? А что? Ведь только начал с ним говорить о награде, как он тут же взорвался и начал говорить о погибшем сыне...
...Жаль, что не удалось найти общего языка с этим человеком. В принципе, сам виноват, - уступив женщине свое место на скамейке, Николай встал.
– Интересно, какая причина стала гибелью его сына?"
Синцов, достав блокнот из кармана, стал записывать в него: "Максим Максимович Столяров. Сын его Алексей Максимович семнадцать лет назад погиб, работая аппаратчиком в бромэтиловом цехе. Нужно узнать причину этого происшествия, где проживает мастер и начальник того цеха, и встретиться по возможности с ними".
Маршрутного такси, как назло, долго не было. Николай, упершись спиной в ствол дерева, прикрыл глаза.
"Вот история. Орденоносец, лучший токарь завода, о таких людях очерки нужно писать, а я в драку с ним лезу. Критикан чертов! И что же теперь Семакову скажу? А, может, найти его бывшего начальника цеха или мастера и у них о Столярове расспросить? О, точно. А как их найти? Да очень просто, на химкомбинате должен быть пенсионный отдел, там и подскажут, что это за люди, как их найти..." - Николай открыл глаза и осмотрелся по сторонам.
Вокруг него собралась масса людей в синей спецодежде, у которых на груди и на рукавах были приклеены знаки химического комбината. На часах четыре дня. Значит, вторая смена собирается на работу. В подъехавший заводской автобус зашла только небольшая часть людей.
– А вы к управлению комбината едете?
– поинтересовался Николай у водителя автобуса.
– Нет, - ответил тот.
– Следующий автобус ждите с номером семьсот четыре, он у заводского управления останавливается.
– 3 -
– Что-то он у тебя какой-то гладкий получается, - отложив в сторону первую страницу текста, рассказывающего о токаре Столярове, редактор, не поднимая глаз на Синцова, продолжил читать.
– Опачки, опачки, а вот этого, может, и не нужно, - ткнул пальцем в пятый абзац сверху. Ну, ладно, дочитаю, потом решим.
Николай посмотрел на копию текста, лежавшую перед ним, и подумал; "Иван Викторович, сколько лет прошло после конца Советского Союза, а вы все остаетесь редактором тех времен..."
Здесь то и была та самая важная часть рассказа о смелости Максима Максимовича. Как рассказывал Довненко Николай Степанович, бывший начальник механического цеха, в котором тогда работал токарь Столяров, происшествие о смерти его сына на заводе спустили по-тихому. Мол, аппаратчик Алексей Максимович Столяров без разрешения начальника цеха полез на цистерну с кислотой, на которой еще не были установлены специальная лестничная площадка с перилами. Он полез наверх по приставленной и шатающейся шестиметровой деревянной лестнице, которую никто из рабочих цеха в тот момент не поддерживал. А после открытия крышки люка-лаза, отшатнулся от газа, скопившегося в цистерне, так как работал без противогаза и упал вниз, на рельсы, сломав шейный позвонок.