Тень ведьмы
Шрифт:
— Вот, вот она, смерть-то — ваша бумажка! А слово вообще мало значит, даже королевское. Ему, слову, почему-то никто не верит — всем бумажки подавай. Скоро, наверное, и совсем говорить перестанем, будем на бумажках слова писать да друг другу передавать. Для надежности. Один вот мой знакомый зашел недавно к приятелю поболтать о том, о сем… А потом возьми, да и ляпни: хорошо бы, говорит, систему правления поменять, а то где это видано — один человек страною правит! Долго ли ошибиться? Пускай лучше соберутся мудрецы со всего Королевства и на каждый вопрос совет держат. Приятель тогда ему и говорит: это ты, брат, здорово придумал! Возьми-ка ты бумагу, да чернил добрых, да все это на ней изложи. Для ясности, мол…
Глашатай нахмурился.
— А сегодня вот, после вашей
Петр промолчал. Иоанн хмыкнул, но тоже предпочел не ввязываться в скользкий разговор.
— Глядите, — указал Лука, — никак, везут?
В конце улицы показалась черная масса. Толпа, сдерживаемая цепью гвардейцев, загомонила, зашевелилась. Шествие приближалось. Впереди шли монахи в черных рясах с горящими факелами в руках. Сзади тоже. А в центре медленно катилась телега, запряженная парой лошадей. На телеге стояла железная клетка с ведьмой. Клетка была низкой и не позволяла стоять, поэтому ведьма сидела, ухватившись руками за прутья. На ней было надето грубое серое рубище, светлые, нечесаные волосы торчали во все стороны. Ведьма жмурилась и закрывалась рукой от яркого солнечного света. Толпа быстро расступилась, пропуская шествие, послышались крики.
— Ведьма!
— Колдунью везут!
— Ведьма! Проклятая!
— Младенцев живьем варила!
— Боже праведный! Что делается на свете!
— Из самого Оврага везут. Тамошняя. — Нечистые там места, я всегда это знал…
— И когда их уже изведут, проклятых?
— Ведьма!
— Сейчас получишь свое, стерва!
— От них, от них все беды! И Красная Напасть от них!
— Я всегда это знал…
— Ведьма!
— Поглядите, глаза-то краснющие, чисто упырь!
— А морду от солнца, вишь, воротит — не выносит свету божьего. Истинно, ведьма!
— Испытания водой, говорят, не выдержала.
— Говорят! Сам вчера видел, на речке. Как вкинули ее в реку, а она не тонет! Тут я сразу и понял — ведьма. Ведьма, она в воде никогда не потонет, ей сам Сатана помогает!
— Я всегда это знал…
— Теперь ей уже никто не поможет.
— Не говорите, коли не знаете. Еще всяко может статься! Вон, прошлый раз упыря казнили, так он, стервец, дождь призвал. Такой ливень грянул, что и костер погас!
— Вот те на! Чего только не придумают, дьяволы!
— У-у-у, ведьма!
— Сейчас сжигать начнут.
— Не, сначала указ зачитают, а после уж казнить начнут.
Шествие остановилось. Монахи с факелами обступили эшафот. Двое клериков вывели ведьму из клетки, затянули на эшафот и, прислонив к столбу, обмотали цепями. Ведьма не сопротивлялась. Она почти не держалась на ногах. Ей трое суток не давали есть, поспать удавалось только в перерывах между допросами. Яркое солнце жгло кожу, от криков толпы кружилась голова. Ведьма прислонилась к столбу. Медная обшивка столба, нагревшаяся на солнце, была приятно теплой. Из толпы вылетел камень и больно ударил по щеке. Заныла задетая кость, ведьма почувствовала, как выступила кровь. Она посмотрела в толпу. Стоявшие в первых рядах испуганно попятились.
На помост поднялся глашатай и развернул бумагу.
— Тихо! Слушайте указ! — прокричал он.
На площади воцарилась тишина. Слышно было, как фыркают и изредка стучат копытом по булыжнику лошади.
— Исходя из результатов следствия и решения суда, обвиняемая, овражская селянка Маричка, дочь Саналия, за колдовство и ересь, а также другие преступления злостные против народа и Святого Ордена, приговаривается к смертной казни через сожжение.
Глашатай перевел дух.
— Подпись: его преосвященство архиепископ Эвиденский Валериан Светлый.
Глашатай свернул указ и спустился с помоста. Внизу его ждал оседланный жеребец и двое гвардейцев. Указ был зачитан и он покинул площадь.
К Петру подошел один из клериков.
— Прикажете начинать?
Петр кивнул. Клерик подбежал к подводам и принялся командовать. Монахи сгружали дрова, заносили их на эшафот и обкладывали столб. Через несколько минут все было готово.
— Гори, ведьма! Гори!
— Смерть колдунье!
— Огня! Еще огня! Гори, проклятая! — Иди прямиком в пекло!
— Гори, ведьма!
— Огня!
— Сгинь, дьявольское отродье!
— Отведай Святого огня!
— Пришел твой конец!
— Еще огня!
— Отправляйся в ад!
— Гори, ведьма!
Пламя уже бушевало. Лохмотья на ведьме начали дымиться. Ведьма почувствовала жжение. Едкий дым не давал дышать, крики оглушали. Она смотрела в толпу, но глаза слезились, и мешал дым, уже ничего нельзя было разглядеть. Она вдруг вспомнила лес и избушку возле оврага. Как звезды выглядывают ночью сквозь ветви деревьев. Лес. Кричит сова, где-то вдали слышен волчий вой. Стая выходит на охоту. Блестит в лунном свете река, со скрипом шелестит камыш. Раздаются всплески — это выпрыгивает из воды рыба, разливаются лягушачьи трели. Вот луна скрылась за темно-синюю тучу, и природа замирает во власти ночи. Вода в реке чернеет и в страхе хватается волнами за берег. Ведьма смеется. Она зачерпывает воды испачканным сажей котелком и возвращается в лес. Деревья спят, устало опустив листья. Вяло сереет тропинка — ей тоже хочется спать. Снова раздается волчий вой. Он тягуч и тосклив. В нем жалоба. Или разочарование? Ведьма идет ночной тропой. Воздух свежий, в нем уже накапливается утренняя роса и слышны лесные запахи. Но что это? Белые горошины притаились на красной шляпке и ждут. Ведьмин круг. Идите-ка сюда, голубчики. Ведьма довольна. Она слышит нудный комариный писк и хлопанье крыльев нетопыря. Лукавая луна выглядывает из-за тучи и тропинка светлеет. Деревья недовольно шевелятся во сне. Тропинка выбегает на поляну, и ведьма видит, как вспыхивают оранжевым светом глаза избушки. На поляну выходит волк. Увидев ведьму, он замирает и испытывающе смотрит на нее. В его зеленых глазах отражается свет луны. Уши напряженно топорщатся, а нос беспокойно шевелится. Ведьма останавливается, садится на землю, кладет рядом котелок и грибы. И ждет. Волк некоторое время стоит неподвижно, затем делает нерешительный шаг в сторону ведьмы. Осторожно подходит. Он немолод. Ему довелось повидать многое: и охотничий арбалет, и собачью свору, и сталь капкана — лапу пересекает кривой шрам. Он знает, что такое зимний мороз, и что такое боль от голода, он знает и тяжесть отчуждения от стаи. Волк, не спуская глаз с ведьмы, нюхает котелок, затем грибы. Грибы его не интересуют. Котелок пахнет вкусно. Волк проводит по шершавому железу языком, скребет землю лапой и садится, свернув хвост. Ведьма улыбается. У тебя смешные глаза, говорит она волку. Зеленые. Но ведь ты не ешь травы, ты ешь только мясо и кровь. Отчего твои глаза не красные? Волк не знает. Он только крутит головой. Ведьма смеется.
Молодой монах испуганно крестится — пламя уже начинает охватывать ведьму, а она смеется, прикрыв глаза. Вот уж бесовское отродье, и огонь ей не страшен! Толпа беснуется, пытается прорваться сквозь цепь гвардейцев к костру.
— Не горит, проклятая!
— Огня! Еще огня!
— Ничего, сейчас загорит…
— Козни Сатаны!
— Да никакие это не козни, просто дрова сырые.
— Я всегда это знал…
— Пустите, не видно же ничего!
— Еще огня! — Почему она молчит?
— Погодите, дайте костру разгореться!
— О, Господи!
— Гори, ведьма, гори!
— Да что же это?
— Огня!
— Не кричите так, я скоро оглохну.
— Скучная сегодня Церемония. Вот в прошлый раз…
— Я, так давно это знал…
— Огня! Огня!
Ведьма вздрогнула. Красное пламя больно схватило за ногу. Костер на секунду затих и вдруг обнял все тело ведьмы. Она закричала. Пламя разлилось по жилам, кровь закипела, сердце сдавили боль и страх. Протяжный стон вырвался из уст ведьмы, голова поникла и больше не пошевельнулась. Пламя бушевало. Потянуло горелым мясом. Лошади беспокойно зафыркали. Толпа удовлетворенно зашумела.