Тень Земли
Шрифт:
Видимо, эта комната была угловой: одно узкое зарешеченное окно выходило к востоку, другое – на север. Сквозь окна сочился скудный свет, оштукатуренные стены хранили приятную прохладу, пол был выстлан шерстяным ковром – белоснежным, с синими узорами, светильники из розовых раковин тускло поблескивали под потолком, в углу, будто икона, висела сложная конструкция из перьев, жемчуга и самоцветных камней – то ли маска сказочного зверя, то ли стилизация под индейский вампум. Пожалуй, зверь, решил Саймон, заметив серебряный блеск клыков в алой щели рта.
Неведомый хищник скалился над изголовьем низкого ложа. Было оно воздушным, убранным
Долгую секунду он любовался этим прекрасным зрелищем, представляя, что перед ним Мария. Не Курри Вамик, Услада Взоров, не Долорес Чинта, не Алина и не другие его девушки; только Мария. Она была такой же розово-желтлой и длинноногой, как эта спящая красавица, но более тонкой в кости; и волосы ее не отливали золотом, а струились, будто шелковый водопад под звездными ночными небесами. Цвет их был Саймону приятней блеска золота.
Он вытянул левую руку с браслетом, отщелкнул защитный кожух над секцией, скрывавшей пульт, и сделал шаг к постели. Пальцы его заплясали по крохотным клавишам, перепрограммируя гипнозер. В обычном режиме этот прибор являлся средством умиротворения; на результат влияли дистанция и мощность импульса, и в зависимости от них человек погружался в беспробудный сон на несколько минут или часов – как правило, не более пяти-шести. Существовала возможность использовать его иначе – слабый импульс, воспринятый на близком расстоянии, инициировал длительный сон, не такой глубокий, как в первом случае, однако гарантировавший, что объект, подвергнутый облучению, будет беспомощен и недвижим. По крайней мере на сутки.
Браслет пискнул, подтверждая прием команды, девушка пошевелилась, приподняла головку, открыла глаза. Саймону, все еще пребывавшему в трансе, эти движения казались медленными и плавными, словно неспешный полет сухих осенних листьев. С той же неторопливостью девушка села, отбросила волосы за спину и потянулась к висевшей над изголовьем маске. Голос ее спросонья был хрипловат. – Кто здесь? Ты, Розита?
Внутренний секундомер Саймона щелкнул, в его незримых окошках вспыхнули нули. Привычным усилием он вышел из транса; мгновенный трепет мышц и слепота, обильный пот и мрак, скрывавший образы и звуки, сопровождали его возвращение к реальности. Подброшенный мысленным толчком, он будто пролетел через колодец или темный тоннель, гасивший разум и восприятие; этот полет был стремителен и краток, но, когда Саймон вынырнул из темноты, первым было ощущение опасности. Что-то сверкающее, острое, неслось к нему, разбрызгивая в полумраке вихрь радужных искр: серебряных и белых – от клинка, синих, зеленых и алых – от рукояти, украшенной камнями.
Он перехватил кинжал в полете. Девушка уже сидела, откинувшись на изголовье и подобрав под себя длинные ноги; глаза ее были серыми, холодными, в правой ладони покачивалось узкое лезвие. «Волчья порода, – подумал Саймон, – из тех, кто прежде втыкает клык, а после задает вопросы». Он отшвырнул кинжал и усмехнулся. Продержать эту красотку под гипнозером еще чуть-чуть, и можно встречаться с доном
– Ты был здесь. Вчера. – Не вопрос – утверждение. – Зачем ты пришел?
Ледяные глаза следили за Саймоном, нож раскачивался в ладони. Кого-то она ему напоминала. Предводителя смоленских, разумеется, – фамильное сходство казалось бесспорным, но не его одного. Пожалуй, Леди Дот, в юном и соблазнительном варианте. Конечно, с той разницей, что Леди Дот была неизмеримо опытней – как в обращении с ножами, так и в иных делах.
Не трогаясь с места, Саймон промолвил:
– Пришел взыскать долги. За убитых вчерашним вечером. Еще пришел за девушкой. Ты знаешь, где она? Тут?
Пожатие плеч. Взгляд серых глаз скользнул по рослой фигуре Саймона и задержался на кобуре.
– Не знаю. Но ты ведь не убьешь меня? Ты ведь не убиваешь беззащитных девушек?
– Смотря по обстоятельствам, – сказал Саймон и расстегнул кобуру. Холодная ярость душила его; он представлял Марию – как тащат ее от мертвого тела Пашки, рвут платье, ломают руки, затыкают рот; он думал об ее отчаянии и страхе и знал – теперь они сильней, чем там, над темным озером, когда у ног ее кружился хоровод кайманов. Ибо потерявший надежду приветствует смерть, а тот, кто счастлив, страшится ее – быть может, не столько смерти, сколько разлуки с любимыми и близкими.
Девушка моргнула; в глазах ее читался ужас. – Ты… мы… Ты мог бы взыскать свой долг иначе, не убивая меня…
Поза ее изменилась, нож выпал из руки, колени раздвинулись, упругие груди с вишенками сосков приподнялись в манящем вздохе. Потом, как-то внезапно и сразу, она обмякла и повалилась на кровать. Лицо ее, искаженное страхом, уже не напоминало Саймону черты Леди Дот; страх стер красоту, хищную жестокость и самообладание.
Он выключил гипнозер, завернул спящую девушку в синее бархатное покрывало, перетащил ее в круглую комнату с пальмой и опустил на диван. Затем огляделся. Сверху, из отверстия в кровле, тянуло жаром, листья пальмы чуть заметно трепетали, серебристый диск гонга, подвешенный на треножнике, медленно вращался, рассыпая по стекам яркие отблески. Саймон ударил костяшками пальцев в гонг. Подождал и ударил еще раз, сильнее.
– Хип? – под правой аркой, щурясь, стоял дон Грегорио – в халате и босиком, но с неизменной сигарой. – В чем дело, Хип?
– Хип приказал долго жить, – Саймон передвинулся, заслоняя лежавшую на диване девушку. – А с ним – и шестеро с крыши.
Сильвестров даже не вздрогнул. Его высокомерное лицо осталось таким же невозмутимым, словно ему сообщили, что шестеро попугаев и один тукан в окрестных джунглях сожраны ягуаром. Он выпустил клуб дыма и буркнул:
– Явился? Хорошо… А теми, с крыши, не пугай. «Шестерок» у меня хватает, да и качков тоже. И топтунов, стукачей, отстрельщиков. Ты ведь в этом убедился, а?
Саймон молча кивнул.
– А раз так, то должен понимать – мы тоже кое-что умеем. – Дон Грегорио покатал сигару между губ и вдруг ощерился в ухмылке: – Умеем! Без всяких апокалипсисов и крейсеров! А каратели у нас свои найдутся.
– Не сомневаюсь. Где девушка? – Саймон сделал шаг вперед, Сильвестров – шаг назад. Вероятно, он все-таки побаивался – его лицо в полумраке коридора выглядело бледным.
Однако голос главаря смоленских не дрожал.
– Девушка? Хочешь ее получить? Хотя бы живой, а может, и здоровой? Тогда слушай… И убери свой нож!