Тени Ахерона 1. Тени Ахерона
Шрифт:
— Все правильно, — пожал плечами Конан. — На мой взгляд, все приговоры обоснованы, никакого самодурства или ложных обвинений. Если бы эти болваны подали мне прошение о помиловании, результат был бы тот же — смерть. Ой, Хальк, не надо морщиться! Я знаю, что ты хочешь сказать. Сам, мол, в старые времена разбойничал да чужими секретами торговал? Было дело, не спорю. Но теперь я король, а не бездомный наемник. И должен мыслить как король. Кроме того: наказывают не того, кто украл, а того, кто попался. Я же старался не попадаться…
Палач в это время передал клинок помощнику и взялся за топор с необычно длинным
— Дальше будет скучно, — уверенно сказал киммериец. — Пошли отсюда.
Мы начали осторожно пробираться к лесенке, ведущей на трибуны, осторожно распихивая локтями сгрудившихся благородных зрителей и извиняясь перед дамами. Внезапно Конан замер.
— Что такое? — тихо сказал он сам себе и резко развернулся в сторону эшафота.
— …Сим виниться и обвиняется в черном колдовстве и причинении… — раздельно и громко вещал глашатай, но Конан его не слушал. Взгляд был прикован к человеку, которого вывели на эшафот.
— Эй, пошли, — я подтолкнул варвара локтем, но тот лишь отпихнулся. — Да в чем дело-то?
— Не слышал, какое имя назвал распорядитель? — очень быстро спросил меня Конан.
— Какой-то Гва… Гвайнард, что ли? Вроде так, сударь, — подсказал стоявший рядом толстый господин с баронской цепью на шее. — Злая магия, торговля гнусными зельями и все такое прочее. Слушать надо внимательнее, ваша милость.
И тут произошло такое, что у меня глаза на лоб полезли. Похоже, эту сцену в Шамаре будут помнить долгие десятилетия, благо прежде ничего подобного в истории здешних печальных церемоний не случалось. Скандал! Да какой!
Обвиняемого уже вели к плахе. Конан коротко выругался под нос, выхватил из-за обшлага моего рукава торчавший оттуда белый кружевной платок и взревел так, что у меня уши заложило:
— Именем короля! Помилование! Остановить казнь! Милость короля!
При желании, киммериец умел вопить так, что собаки падали замертво, маленькие дети глохли на всю жизнь, а дамы падали в обморок на срок не меньше суток. Приблизительно так получилось и на этот раз — дикий вопль Конана вызвал изрядное замешательство: по стройным рядам гвардии пробежало невнятное шевеление, окружавшие нас дворяне инстинктивно отступили на шаг назад, подозревая, что здесь кроется некая жуткая крамола, палач на эшафоте опустил топор, а герцог Раймунд медленно и грозно поднялся со своего кресла под балдахином.
Воспользовавшись краткой паузой, киммериец начал прорываться через толпу раззолоченных шамарцев к герцогскому помосту, с легкостью вышвырнул с мостков двух гвардейцев, попытавшихся перегородить ему путь и оказался прямиком перед опешившим Раймундом.
— Именем короля, — теперь уже спокойно и с достоинством сказал Конан, глядя прямо в глаза великого герцога. Белый платок, символ помилования, полетел к стопам его светлости. — Я милую этого человека!
— Э-э… — слабо вякнул побледневший от неожиданности Раймунд. Добавил полушепотом: — Ваше величество? Но как?..
— Так, — коротко ответил Конан. — Если не веришь, что это именно я — взгляни.
Киммериец быстро извлек из поясной сумочки Малую государственную печать, которую всегда держал при себе. Подделать печать невозможно — в ее рукоять вделан крупный рубин, сам собой испускающий искры, если его касается длань
Раймунд Шамарский довольно быстро совладал с собой — недаром являлся отдаленным потомком нескольких старинных королей Аквилонии. Он коротко кивнул, выпрямил спину, обвел замерших подданных грозным взглядом и возгласил:
— Волею короля преступник помилован! Да здравствует король Конан Аквилонский!
Еще одно мгновение над площадью висела тяжелая, вязкая тишина.
Гроза все-таки разразилась! Такого всплеска восторга я никогда в жизни не видел! Создавалось впечатление, что столицу великого герцогства посетило некое почитаемое божество.
— Да здравствует король! — тысячеголосо взвыла толпа. — Да здра…
— Вот видишь, — подмигнул мне Конан. — Быть монархом не так уж и плохо.
— Ничего не понимаю, — сдался я, пытаясь перекричать безумствующий от восхищения народ. — Да в чем дело-то? Все это — из-за того преступника?
— Именно, — коротко ответил варвар. — Потом объясню!
Глава вторая
«О ПРАВОСУДИИ И ПРИЗРАКАХ»
4-5 дни первой осенней луны 1296 г.
г. Шамар.
— Вот так и уверуешь в судьбу, — качал головой устроившийся в противоположном кресле невысокий, но крепко сбитый и широкоплечий месьор, по самые глаза заросший медной бородой. — Уж думал все, конец, а тут будто из-под земли появляется король Аквилонии Конан Канах, так сказать собственною персоною…
— Судьба всегда была на нашей стороне, — отозвался киммериец. — Скажи спасибо барону Юсдалю, это он меня уломал пойти поглазеть на здешнее правосудие.
— Благодарю, сударь, — совершенно серьезно сказал наш гость, обратившись ко мне. — Вы появились исключительно вовремя.
Вся компания — король, королева, господин тайный советник и некий Гвайнард из Гандерланда — заседали в лучших покоях «Феникса». Чтобы никто не беспокоил, у дверей был выставлен караул в составе двоих «Драконов». За окном гудела площадь — народ собрался возле постоялого двора, желая хоть одним глазком взглянуть на обожаемого государя. У мне создавалось четкое ощущение, что сейчас рядом с «Фениксом» не протолкнуться от тихарей и конфидентов тайной службы — слишком уж внезапным оказалось явление Конана.
Сразу после шумного инцидента возле герцогского замка его светлость отменил дальнейшую церемонию (то-то были счастливы приговоренные, которым неожиданно подарили еще несколько дней жизни!) и пригласил Конана к себе. Пришлось уважить светлейшего — отказ он принял бы как оскорбление. Киммериец не забыл сразу распорядиться, чтобы помилованного под двойной охраной доставили на постоялый двор и следили за ним в оба глаза. Капитан стражи заикнулся, что кандалы с преступника снимать нельзя — мол, слишком опасен, не дурак подраться, да еще вдобавок и колдун! Варвар сплюнул, приказал злодея расковать и обращаться с ним вежливо. Причины столь нежной заботы о злокозненном чародее доселе оставались мне неизвестными и вызвали у стражи удивление, однако против воли монарха не попрешь — чревато.