Тени из прошлого

Капьянидзе Вера Николаевна

– А если к добыче золота подключить биороботов? – Спросила она, когда те бесшумно укатились на своих ножках-роликах.

– Ученые работают над этим. Но слишком большие затраты средств и времени. Пока эта идея не оправдывает себя.

– Времени? – удивилась Иразида.

– Ну да. Ты забыла про прогнозируемое наводнение? Ну, все, довольно об этом. Давай поговорим о чем-нибудь приятном…

Среди ночи, когда Правитель безмятежно спал, его разбудила Иразида:

– Послушай, Богур, что я придумала, – тормошила она его.

От неожиданности Правитель мгновенно проснулся. И это было как раз вовремя. Ему снилась мать. Она нежно звала его по имени, совсем, как в детстве:

– Богур, Богур! – ласково протягивая к нему руки.

У таговетян было запрещено долгое скорбение над умершими. И это вовсе не от душевной черствости. Просто сила мозговой деятельности, усиленной воздействием тирсия, порождала магнетические способности у всех погов без исключения, и была способна материализовать души умерших. И чем выше была организация мозга, тем проще это делалось. Потому до некоторого времени по Таговее бродили сонмы неприкаянных душ, вырванных из власти Космического Разума, разнося вокруг себя отрицательные флюиды, сводя на нет работоспособность живых и сея панику, безысходность и психические расстройства. Понадобилось ни одно тысячелетие агитационной борьбы с этим явлением. Мало помогали даже инъекции и напитки забвения, пока, наконец, не был принят Указ очередного Правителя о категорическом запрещении вызывания душ умерших. За это грозило самое строгое наказание на планете – стерилизация мозга. В результате этой экзекуции стиралась память и, как следствие этого – утрата многих сверхъестественных способностей, что весьма осложняло жизнь на Таговее. Время и Указ сделали свое дело: теперь таговетяне даже во сне опасались прихода своих умерших родственников.

С тех самых пор, как его избрали Правителем Таговеи, его никто не называл по имени. Считалось, что это неуважительно и несколько фамильярно. Даже Иразида сначала в шутку, а потом привычно стала называть его «мой Правитель». Он, если честно, даже стал подзабывать свое имя.

– Послушай, дорогой, у меня возникла идея…

– Ты о чем? – отгоняя сон, – спросил Правитель.

– Ты же говорил о нехватке рабочей силы? Вот я и подумала: а что если попробовать вывести гибрид Homo sapiens?

– Каким образом?

– Путем оплодотворения яйцеклетки самки homo primatus сперматозоидным рядом погов.

– Ты думаешь, это что-то даст?

– Пока не знаю, но считаю, что обязательно нужно попробовать. Ты понимаешь, – горячилась Иразида, – чем примитивнее особи, тем быстрее они размножаются. Их ускоренные темпы размножения плюс наши генетические возможности… Нет, из этого положительно должно что-то выйти.

– Возможно, ты и права, – задумался Правитель. – Жаль только, что у меня нет времени самому заняться этой работой. Мы бы с тобой…

– А ты знаешь, – перебила его Иразида, – я думаю, что мы с Демондом вполне справились бы с этой задачей. Для него это было бы неплохой практикой. А ты можешь просто контролировать ход исследований.

– Слушай, Иразида, а ведь это совсем неплохая идея!

И они принялись обсуждать все детали предстоящего опытного проекта.

* * *

Сбегать к Василию Люське удалось только недели через три. Днем в цеху люди, не оставишь же котенка без присмотра. Ночью тоже не высунуться – Маркиз вокруг цеха круги нарезает. А потом вдруг резко пропал куда-то, как в воду канул. Это даже задело Люськино самолюбие. «Ну, и где его любовь? – с обидой думала она – Все вы, коты…» Но зато она смогла, наконец, навестить Василия.

Морозец на улице был не сильный – близился март. Но после теплого цеха Люське было зябко, да еще и лапы на гололеде подмерзали. К пятому цеху, самому удаленному на территории завода, вели две дороги. Одна, короткая, но опасная – мимо третьего цеха, где жили две противные собаки. Другая – безопасная, но длинная – в обход седьмого и восьмого цехов. «Пойду напрямую. – Решила Люська. – Может, в третьем цеху уже никого нет, тогда эти шавки и носа не высунут на улицу. Это они только при людях храбрые». Но там, как на грех, еще работали. Стоило Люське подойти к воротам, как тут же, словно по команде, из открытой калитки выскочили два пса-мутанта. «Придется лезть на крышу», – уныло подумала Люська. Первым выкатился маленький и злющий Кай – помесь таксы с болонкой и забрехал на Люську:

– Здесь частное владение! Проваливай! Проваливай!

Следом за ним степенно выплыла огромная Герда – помесь овчарки с догом и лениво поддержала своего дружка:

– Вон! Вон! Вон отсюда!

В другое время Люська бы не промолчала, нашла бы, что ответить этим пустобрехам, но сейчас ей было не до них. Она только зло подумала: «Владельцы нашлись! Что же вы молчите про свои владения, когда в цеху никого нет? Выслуживаться не перед кем, подхалимы?» Люська с царственным достоинством вспрыгнула на дуб, росший рядом с цехом. По его веткам, раскинувшимся шатром, перебралась на крышу гаража, а с нее – на крышу цеха. Собаки внизу бесновались от злобы, заходясь в истошном лае. Но Люська не обращала на них внимания. Она не раз ходила этой дорогой, и прекрасно понимала, что здесь, на крыше, она не досягаема. Идти по округлой крыше цеха-ангара было скользко: крыша обледенела, когти скользили по льду и железу. Люська с трудом переползла через крышу и спрыгнула во двор столовой, разделяющий два цеха: третий и пятый, куда и надо было попасть Люське.

На пороге столовского подвала сидели две белые, разжиревшие кошки. Их звали Фрося и Тося, только Люська путала, которая из них кто. Эти две толстые тетехи так расползлись на кухонной халяве, что ни один заводской кот не смотрел в их сторону.

– Никак, к своему, бежишь? – участливо поинтересовалась то ли Тося, то Фрося.

– Угу, – только кивнула головой Люська.

«Сплетницы, все-то им надо знать!» – с досадой подумала она. Пятый цех уже был закрыт, но Люська знала заветную лазейку: ни один раз приходилось контролировать своего благоверного. Василия она нашла на его лежанке за токарным станком под отопительной трубой.

– Васенька-а-а! Ми-и-илый ты мой! – запричитала она, увидев его, распластанного на подстилке. – Что же ты с собой сотворил! Говорила ведь тебе, что эта проклятая валерьянка до добра не доведет!

И Люська принялась облизывать давно не мытую Васькину морду.

– Хватит тебе! – отбивался от нее Василий, мотая шеей. – Видишь, живой! Все будет нормально. Еще денька три поваляюсь и встану на лапы. Я же не какой-то там изнеженный британец, или Сиам. Я – русский голубой! Помнишь, сама говорила, что мы – самая выносливая порода. Ну, будет-будет тебе. Ты лучше о себе расскажи. Смотрю, окотилась?

– Четыре котеночка! – радостно похвалилась Люська. – Три кошечки, и один кот. Ну, вылитый ты, Вась. А я все думаю, чего это ты не идешь и не идешь…

– Всех утопили? – Мрачно поинтересовался Василий.

– Нет, Вась, представляешь, Володька решил кота себе оставить! Говорит, домой заберет.

– Да ты что?! – удивился и обрадовался Василий. – Ну, Володька, ну, мужик! Уважаю! А что, говоришь, на меня похож?

– Как две капли воды, – мурлыкала счастливая Люська. – И ушки твои, и хвостик твой, и носик твой, и такой же голубенький, как ты и я…