Тени Огнедола. Том 4
Шрифт:
— Вроде того. Он сказал, что когда мы решим проблемы в нашем мире, можем прийти в Огнедол.
— И когда он вам это сказал? — она оперлась на ладонь и потянулась вперед, будто собиралась обнять его, и заодно свернуть ему шею.
Къярт вздохнул. Каюра так и не вняла его предупреждениям и продолжила свои попытки запугать, на этот раз действиями, а не словами. Знала бы она, что если кому и угрожало сократившееся расстояние, так это ей.
— Несколько месяцев назад, — спокойно ответил Къярт, и это было абсолютной правдой, которая, в нужном контексте, не сообщила бы
— Да, прошло больше, — согласилась Каюра. — Одиннадцать лет, если быть точным, с того момента, когда Райз мог кому-либо что-либо сказать. Но он мертв и, увы, не может подтвердить ваши слова. И это, как бы так помягче выразиться, не единственное слабое место в вашей трещащей по швам истории.
— Каюра, пожалуйста, не трогай их, — Нерин поймала ее за руку.
— Прости, Нерин, но когда дело касается безопасности Огнедола, у тебя нет достаточных полномочий, чтобы влиять на принимаемые решения.
Нерин переменилась в лице, и это изменение вынудило Къярта напрячься.
— Мне казалось, Гериал рассказывал тебе о…, — она запнулась, подбирая слова, — о том, что иногда я бываю крайне настойчивой.
Каюра хохотнула и отпрянула от Къярта.
— Да, я в курсе, что ты — маленькая эгоистка с нездоровой склонностью к запугиванию собственных родственников. Ну, тут ничего не поделаешь. Надеюсь, тебе не слишком тяжело нести на своих хрупких плечиках груз такой ответственности, — Каюра легонько щелкнула Нерин по носу и поднялась на ноги. — Всего-то один мертвый маг, а сколько из-за него хлопот.
Нерин посерела, на что Каюра ухмыльнулась и будничным тоном спросила у Къярта:
— А скажи-ка еще вот что: когда вы появились в Огнедоле?
— Сегодня. Перед рассветом.
Женщина понимающе покачала головой и посмотрела на продолжающую мрачнеть Нерин.
— Что ж, надеюсь, весь этот хаос, что творится, никоим образом не был вызван тем, что «не желающие никому навредить» гости проделали дыру в пространстве. Это же все просто дурацкое совпадение, да?
Каюра собиралась пристыдить Нерин еще больше, но женщину прервала трель входящего вызова.
— Центр изучения Светоча, слушаю, — ответил Гериал.
— Командир, это вы?
— Кирай? — маг, до этого не выпускавший Къярта из виду, совершенно забыл о нем. Его пальцы судорожно сжали край пульта управления.
— Да, я. Ближайшие посты были полностью обесточены, понадобилось время, чтобы добраться до работающей станции.
— Добраться? Ты оставил остров? Что произошло? — мертвенным голосом спросил Гериал.
— Командир, я… мне очень жаль, я не уследил. Не знаю, что произошло: ушла ли она сама или ее кто-то увел. Я уже собрал поисковые отряды, они прочесывают прибрежные территории, но… простите, командир.
— Кирай. Где Рифа?
— Я не знаю, командир, — казалось, тот вот-вот потеряет остатки самообладания. — Она пропала.
Едко запахло плавящимся металлом.
Нефра, все еще латающий сердечник Светоча, обернулся и напряженно посмотрел на мага.
— Проклятье, Гериал! Возьми себя в руки! — Каюра кинулась к нему.
Нерин, оставшаяся рядом с Клыком, выглядела растерянной, но еще больше — напуганной. Все, что было в ней от Райза, сгинуло, как пламя задутой свечи.
— Кто такая Рифа? — спросила Кара.
Нерин бросила на них обеспокоенный взгляд и снова посмотрела на Гериала, в руку которого впились пальцы Каюры.
— Рифа… Рифа — дочь Гериала.
Тот, кто смог стать человеком
После Битвы Искупления и до уничтожения Лона друидов
Точная дата неизвестна
Между ними и людьми оказалось намного больше общего, чем Он полагал до своего обращения. Он не знал, превратится ли обратно в зверя, примет ли Брат его человеческий облик, существуют ли где-то еще такие, как они. Наверное, их стоило разыскать. К тому же, теперь Он мог войти в человеческое поселение и не быть облаянным собаками. И люди не должны были больше нападать на него.
Но для начала следовало научиться хотя бы ходить. Ходить, двигать руками, издавать звуки — как человек, а не как зверь.
Поначалу выходило не очень. Он быстро уставал, а голод донимал человеческое тело не меньше, чем звериное. Брат поймал для него лису, но сырое мясо оказалось дрянным на вкус, а от крови во рту остался противный, навязчивый осадок. Он хотел развести огонь и приготовить на нем мясо — так, как это делали люди — но ничего не вышло. Пламя отказывалось рождаться, сколько бы Он ни пытался, и в итоге, пересиливая рвотные позывы, мясо пришлось съесть сырым.
Он понял, что делать это не стоило, несколькими часами позже, когда живот скрутило так, будто он проглотил ежа вместе с иголками. Он пытался отрыгнуть съеденное, но в человеческом теле это оказалось сложнее, чем в зверинном. Когда все получилось само собой, было слишком поздно. Яд расползся по организму и принялся выжимать из него все соки.
Как бы Брат ни осуждал того, что с Ним произошло, он не оставлял его. Он притаскивал лечебные и до невозможности горькие коренья и травы, приносил воду, сделав из камня подобие ведра; сворачивался вокруг него клубком, чтобы согреть, когда Его била мелкая дрожь.
Лихорадка длилась несколько дней, пока однажды Он не проснулся в зверином теле. Боль, как и жар, прошли, и он наконец смог набить желудок свежей, еще теплой олениной, которую приволок заметно повеселевший Брат.
Не смотря на то, что человеческое тело принесло ему больше горя, чем добра, глядя на свое отражение в стоячей воде, Он думал о том, каким было его человеческое лицо.
Спустя какое-то время Он решил попытаться снова стать человеком. Он притащил к убежищу целый ворох веток, разгрыз на меньшие, сложил часть из них вместе, подражая людям, и поджег. Просить Брата следить за огнем и подбрасывать в него хворост нечего было и думать, так что Ему следовало поторопиться.