Тени старого мира
Шрифт:
Пришел он и на следующий день, и на следующий, и каждый раз рассказывал множество удивительных историй. И самая странная из них была о том, что однажды во время охоты на горных чудищ-козлов он попался в руки самому настоящему грраху, матерому, с громадными черными крыльями и темно-синими зрачками глаз. На голове его между ушами красовался венец из темно-золотой шерсти.
Встреча, как ни странно, закончилась не смертью ловчего, а кое-чем невероятным. Гррах издалека заколдовал Барсука, приблизился и посмотрел ему прямо в глаза, словно заглянул в самую душу. А потом
Два дня провалялся Барсук без памяти на горе, прямо на снегу. Температура поднималась так высоко, что снег под ним растаял до самой земли, а пить хотелось так, что он глотал снег целыми пригоршнями и не мог насытиться.
А на третий день начал видеть перед глазами странные картинки.
— И ты научился быть невидимым?
— Прошло много лет, пока я научился делать разные штуки. И становиться невидимым тоже.
Барсук и вправду временами походил на фокусника. Умел попасть камнем точно в дерево за сто шагов, ловил налету мух и даже зажигал между пальцев огонек, как будто держал лучину.
Долгих десять дней они встречались на одном и том же месте, хотя Зое казалось, что она знает его всю жизнь. И перед тем, как уйти, Барсук сказал ей странные слова.
— Сохрани свою кошку. Она не будет стареть и проживет с тобой сколько угодно лет. А когда вы обе повзрослеете, я вернусь и найду вас. И покажу тебе, на что на самом деле способен ваш с ней союз.
Он и правда вернулся, но намного раньше, чем обещал. И то, что он рассказал ей, и привело к тому, что сейчас Зоя сидела в загаженном чудищами Зале, до дрожи боялась, морщилась от отвращения, но точно знала, что ее место здесь, и делает она именно то, что нужно.
— Они близко.
Когда-то наводчики снайперов пользовались специальными устройствами, объединяющими оптику, тепловизоры и радиолокацию, позволявшими «видеть» объекты хоть за грозовыми облаками, хоть в гуще леса. После того, как приказали долго жить все элементы питания, приходилось пользоваться обычными биноклями, а еще интуицией. Именно способность предугадывать еще невидимую, но уже нависающую опасность, помогала Виннику в путешествиях. Она же подсказала и о приближении врага.
Из-за облака выплыли пять выстроившихся в боевой порядок крылатых силуэтов. Изредка взмахивая крыльями, они планировали в сторону Плетки.
— Впереди два «танка», — старик шептал, как будто его могли услышать, — по краям молодняк, как обычно. Лидер в центре. Матерый, падла. Собьем ему щит?
— Тогда мы слишком быстро умрем, — отмела предложение Любава, — тебе-то все равно. Тебя-то «сердце» оживит сразу после штурма, а мне такое не светит. Мне умирать однажды и навсегда.
— Не ворчи, — Винник недовольно поежился.
На тему перерождений среди Сынов всегда накладывалось табу. Все знали, что существует «сердце», и что оно помогает гарнизону никогда не опустеть. И каждый переживал это по-своему, потому что однажды сделанный выбор стать Сыном Гранитного отменить становилось невозможно. Способ заглушить мысли был только один — сходить к «сердцу», приложить к его прохладным серебристым бокам ладони, и память очищалась. Из нее вымывалось, вычищалось все, что мешало главной цели — защите и развитию Гранитного.
Сыны не лгали. Они просто не помнили правды, а те, кто вспоминал — шли к сердцу и успокаивали растревоженную память.
На Плетке заговорил пулемет. Оборона всегда начиналась с ударов из автоматических турелей — заставить врага дергаться, маневрировать, сбивать боевой порядок.
Гррахи ответили ударами молний, но стоило замолчать одному пулемету, как заговорил второй, а за ним — третий. Автоматические целеулавливатели соревновались в скорости с реакцией гррахов, и далеко не всегда проигрывали. Возле то одного, то другого летуна вспыхивали огоньки погашенной защитным полем энергии пуль, но серьезного ущерба это не приносило.
Едва смолкли турели, в воздух взвились ракеты. Гррахи сбили их молниями почти сразу после вылета и, не дожидаясь, когда развеются ореолы взрывов, устремились в опорник.
Любава выстрелила в крайнего. Маленький ядерный взрыв продавил защитное поле и сбросил молодого грраха на землю. Второй выстрел «догнал» одного из «танков» почти на входе. В ответ центральный гррах бросил огненный шар. Снайперскую позицию залило оплавлявшимся пластиком.
Любава и Винник уже скатывались в пещеру, прикрывая головы от протекшей по всему оврагу волны жара.Поэтому они не видели, как четыре оставшихся в воздухе грраха, не встречая сопротивления, через окна и дверь ворвались в опорник, и как их вышибло оттуда взрывом заранее заложенной бомбы. Бетонную крышу караульного помещения приподняло в воздух вместе с насыпанными для маскировки валунами. Она рухнула обратно и, потеряв прежнюю надежную опору, разломилась и завалила опорник.
Босой в отчаянии ударил кулаком по столу. Экраны в командном пункте успели зафиксировать, как за мгновение до взрыва гррахи сообразили, что попали в ловушку, и бросились к ближайшим выходам из помещения. И если разложить момент подрыва по миллисекундам, то станет ясно, что нападавшие успели выбраться из опорника до того, как их ударило взрывной волной. Сработала интуиция, которая у прокачанных особей наверняка граничила с пророчествами.
Простая и эффективная задумка с подрывом опорника, никогда прежде Сынами не использованная, могла поставить точку в едва начавшейся битве, но не поставила.
Кремнев с Погожиным без малейших эмоций отдавали приказы следующему рубежу обороны. Он проходил в самом конце тоннеля, по которому бойцы с опорника на Плетке попадали в основной корпус. Взорвать его вместе с противником стало бы для гарнизона «пирровой» победой, но вот небольшие мины и ловушки устраивали там перед каждой Большой битвой.Босой дождался паузы в переговорах Кремнева с постами и кинул на дверь. Смысла находиться во время боя в командном пункте он не видел.
Командир махнул рукой, отпуская, и ловчий сорвался с места.