Тени сумерек
Шрифт:
А тем временем лучники прекратили стрельбу. В подлеске возникло движение…
У эльфов было слишком мало лучников, поэтому главные силы — вооруженная мечами пехота — перекрывали нижний выход из разлома, ведь от морготовцев совершенно естественно было ожидать бегства в сторону Тол-и-Нгаурхот. Когда же враги побежали совершенно в другую сторону, эльфам ничего не осталось, кроме как погнаться за ними, чтобы перебить прежде, чем они успеют собраться и дать осмысленный отпор. И сейчас они бежали по ущелью, обнажив мечи — почти неслышные смертоносные тени.
— Самострелы опустить! — как можно громче крикнул Берен, выступая вперед, пытаясь
Копье ударило его в грудь и он упал. Брандир отчаянно крикнул:
— Я-а-арн!!! — и спустил собачку самострела, его примеру последовали остальные. Второго залпа они сделать не успели: эльфы кинулись вперед.
— Стойте! — Гили встал над Береном, раскинув руки, спеша подобрать синдаринские слова, которые рассыпались в его сознании мелкими стеклянными бусами. — Мы свои, эльдар, мы…
Высокий, невозможно красивый эльф сделал быстрое движение — и Гили ощутил пронзительный холод в груди. Опустив глаза, он увидел лезвие меча, что до середины погрузилось в его грудь, как раз под левым соском, точно и легко войдя между ребер и выйдя под лопаткой.
Эльф сделал обратное движение, рванул меч на себя — и с этим обратным движением пришла боль, и хлынула кровь, но Гили уже не видел этого и не чувствовал: меч поразил его точно в сердце.
Он упал на тело Берена — и над ними железо ударило о железо…
Подарок короля Мельхара во второй раз спас Берену жизнь, но удар копья — это удар копья. Горец пребывал на грани потери сознания, в состоянии той странной раздвоенности, которую вызывают сильное опьянение или сильная боль: воспринимая почти все происходящее, он не мог ничего поделать, потому что тело не повиновалось — копье выбило из него дыхание.
Руско упал сверху, заливая его кровью. Вверху шла рубка, железо высекало искры, падали убитые и раненые, эльфы теснили — им, опытным мечникам, противостояли мальчишки… И вдруг — над звоном оружия, над криками и стонами поднялась песня. Высокий, чистый голос заполнил собой теснину, перекрыв шум схватки — и слова высокого валинорского языка отразились от гранитных стен…
А! Белопенная гавань, жемчужные берега -Не смеется море, скорбит;Не поет ветер: стонет.Плачет Уинен.Ответь мне, брат мой,Что на руках твоих?Вино ли багряное?Сок ли ягод лесных?Скажи мне, брат мой -Что на клинке твоем?Ржавчина ли пожираетСияющий меч?Ответь мне, брат мой -Что на лице твоем?Брызги ли волн?Капли дождя? Роса?"А Даэрон-то, оказывается, знает «Нолдолантэ…» — промелькнуло у Берена в голове, и тут еще несколько голосов подхватили песню: Элвитиль и те, кто был с ним.
Слезы, брат, слезыТекут по щекам моим.Не возвратить бегущего времени,Не исправить того, что сделано.Кровь, брат, это кровьЗапятнала клинок мой,Руки мои запятнала,Имя мое.Худшее горе, брат мой,Постигло Бессмертный Край.Не на врага — на друга руку я поднял.Кровью брата меч запятнал.Не коснется нога моя большеЖемчужного берега,Не увижу яТирион на белом холме -Тьма Эндорэ уделом станет моим.Битвы и скорбь — избравшим неправый путь.А! Тает берег, исчезает во мраке,На чужом берегу нам искать искупления.Суждено ли найти?Битва остановилась. Даэрон знал, что делал: горше всего терзались своим падением нолдор из народа Феанора. Берен слышал, как Брандир, Элвитиль и Даэрон усмиряют Бретильских Драконов.
Наконец, вернув себе дыхание, он смог подняться. Руско безжизненной куклой сполз к ногам своего лорда и брата. Неподвижные карие глаза смотрели в ничто.
— Ярн… — кто-то подбежал, скрипя сапогами по каменной крошке. Рудвег и Мерет. — Так ты чего, живой?
— Да, фэррим, — прошептал Берен, поднимая мальчика и слегка встряхивая, словно он спал и мог проснуться. — Я живой…
Даэйрэт, скорчившись у скалы, сдавленно выла.
Горцы потеряли убитыми тридцать два человека, ранеными — сорок семь. Из них выжить могло не больше дюжины: нолдор, атакуя превосходящий отряд, воспользовались отравленными стрелами.
У эльфов погибло пять и было ранено восемь бойцов.
— Радуйтесь, нолдор, — сказал Берен одному из их командиров, синеглазому эльфу по имени Фейнарин. — До сих пор Бретильских Драконов не бил еще никто.
— Ты не ранен? — спросил эльф.
— Если ты думаешь, что твое копье прибавило мне здоровья, то ошибаешься. Однако меч твоего друга нанес мне худшую рану.
Фейнарин поднял глаза от маленького холмика, возле которого Берен стоял на коленях — земля, песок и мелкий щебень… И простой серый камень безо всяких знаков…
— Если я могу что-то сделать, чтобы искупить свою вину — я это сделаю, — ответил он.
Берен посмотрел ему в глаза.
— Ни от какой помощи я сейчас не откажусь, кано Фейнарин, и слова твои запомню.
— Кем он был? — эльф встал на колено и коснулся камня.
— Моим братом. Самым смелым парнем отсюда до Синих Гор.
— Я не слышал, что у тебя есть брат, — удивился нолдо.
— Мы смешали кровь десять дней тому. Недолго живет моя родня…
Он схватился за голову, вцепился пальцами в волосы.
— Как вы могли не разглядеть эльфов среди нас? Где были ваши глаза?
— Они держались как люди.
— Вы могли послать еще одну разведку… Трижды все перепроверить!
— Могли, — нолдо кивнул. Что проку было объяснять? Как он мог высказать ту досаду, давно копившуюся ярость и боль, что толкнули их на это дело? Что помешало им быть осторожнее?