Тени войны
Шрифт:
Несколько человек из судовых экипажей прохаживались по песку. Кто-то грелся на солнце, а кто-то швырял в океан камешки. Никаких доспехов и оружия на этих людях не было, и Алекс подумал, что, если бы захотел, мог бы вдвоем с Гауссом захватить одно судно. Некоторые из гулявших заходили в лес, не в силах устоять перед магией бескрайних джунглей, тянувшихся вдоль всего побережья.
Невиданной красоты птицы, напуганные приближением людей, тучами поднимались с крон деревьев и, составляя самые немыслимые цветовые гаммы, спешили прочь.
Фотограф не переставал щелкать своим фотоавтоматом, стремясь запечатлеть это природное великолепие. Вдруг из одного судна на песок выпрыгнул человек и, отчаянно размахивая руками, принялся что-то кричать остальным. Те со всех ног бросились к своим кораблям. Они еще забирались по трапам, когда запущенные двигатели уже начали поднимать воздушными струями тучи морского песка.
Почти синхронно корабли поднялись с берега и, выстраиваясь в походный порядок, потянулись в сторону гор.
Когда шум их двигателей начал затихать, Алекс уловил едва различимые звуки далекой канонады, а спустя еще несколько минут над головами разведчиков с ревом пронеслась семерка «стаккато» и, выпустив языки пламени, ушла стремительно в высоту. В небе уже можно было различить инверсионные следы боевых кораблей и пущенных ракет. Белыми розами расцветали взрывы, звук их достигал ушей наблюдателей с опозданием в несколько секунд.
— Сэр, да это же наши прорываются!
— Похоже на то. И приходится им туго… Надеюсь, что они сбросят десант где-то неподалеку.
18
Почти всю ночь в кромешной тьме пробиралась Анупа сквозь лесную чащу. Она шла знакомыми только ей одной тропинками, узнавая кошачьим зрением каждый кустик, перешагивала через клубки змей и обходила паутину гигантских ядовитых пауков. Анупа была храброй, но когда над головой внезапно раздавались крики ночных птиц, девушка приседала от страха и прикрывала голову руками. Движимая одним лишь любопытством, она надеялась к середине следующего дня выйти к берегу и осторожно понаблюдать, что за громадные зофры появились в землях муюмов.
Наконец юная путешественница утомилась и, найдя под большим деревом сухое место, стала укладываться на ночь. Она собрала сорванные ветром большие листья и умело соорудила некое подобие постели. Спустя несколько минут дитя дикой природы уже тихо посапывало, свернувшись клубочком и укрывшись сухой травой.
Анупа проспала около четырех часов. Едва солнце тронуло верхушки деревьев, она уже была на ногах. Борясь с зевотой и потягиваясь, как молодая пантера, девушка спустилась на дно оврага к ручью, над которым, клубясь, плыл туман. Сорвав по пути мятный лопух, она, морщась, принялась его жевать — после сна это хорошо освежало.
На дне оврага было холоднее, чем под деревом. Анупа поежилась и ступила в воду. Холод обжег ее ноги. Сжав зубы, Анупа вошла по пояс и, пронзительно взвизгнув, окунулась с головой.
Спустя четверть часа девушка продолжила свой путь. Вот впереди показался просвет. Лес начал редеть.
«Где-то здесь должна быть поляна», — вспомнила Анупа и неожиданно услышала голоса. Это говорили женщины на языке муюмов. Анупа неслышно пробежала еще с десяток шагов и, спрятавшись за широким стволом дерева, стала наблюдать.
На краю леса, в ста шагах от нее, появились две девушки, как две капли воды похожие друг на друга. Анупа сразу узнала их. Это были ее зеркальные одногодки: Хоро и Терника. «Глупые лягушки, что они здесь делают?» — рассердилась Анупа и уже хотела прогнать девушек, но тут ее слух уловил какой-то посторонний для леса шум. Этот шум исходил сверху, постепенно нарастая. Хоро и Терника тоже услышали его и юркнули в кусты.
Над поляной показался зофр. Только какой-то странный. Он быстро опускался. Лапы у него не были похожи на когтистые лапы обычного зофра, а вместо крыльев — туго натянутый белый мешок. Этот зверь походил на тех громадин, которые два дня назад висели над джунглями и убивали муюмов.
Его относительно небольшие размеры позволили Анупе предположить, что перед ней детеныш. «Маленький, а кричит, как взрослый зофр», — отметила она. Тем временем «детеныш» освободился от белого мешка и, ломая верхушки деревьев, тяжело плюхнулся на землю. Лапы его застрекотали, и, разбрасывая во все стороны сорванные куски дерна, «детеныш» забился в заросли лесного апельсина. Еще через мгновение на его боках откинулись потайные дверцы, и оттуда начали выскакивать страшные черные демоны. Они разбегались в разные стороны, прятались в кустах и падали под деревьями. Хоро и Терника, не выдержав такого зрелища, с криками выбежали из своего убежища. Некоторые из бегущих демонов тут же вскинули свое оружие, и Хоро, а затем и Терника замертво упали на землю.
Анупа еще ниже пригнулась к траве и смотрела во все глаза, боясь что-нибудь пропустить.
Командор Тимотеус Лага прислушался к затихавшей канонаде. Звуки боя удалялись. Значит, десантники его отряда вышли из игры. Это было очень кстати и давало возможность сохранить свой BDM.
— Майор Уильямс, пусть десант вернется в машину, а мы пойдем посмотрим, что подстрелили.
Командор подошел к телу, лежавшему ближе, и поморщился. Огонь сразу из нескольких стволов сделал это тело просто неузнаваемым. Тимотеус приблизился к тому, что лежало у самых кустов. Это была молодая девушка. Черты ее лица даже кого-то напомнили ему… Юдит? Да, сходство было поразительным. Следовало бы задать этой несчастной несколько вопросов, но теперь уже поздно… Она мертва… Из простреленных легких, пузырясь, вытекала кровь, и прежде чем эти алые пузыри, надуваясь, лопались, в них успевало отразиться небо, облака, лес и люди с оружием в черных, одинаково безразличных масках.
19
Этой ночью на посту стоял ветеран Барни. Он прослужил в «корсарах» десять лет, имел кучу благодарностей и еще больше ранений, но в такой переплет попал впервые. Только восемь человек, включая контуженного лейтенанта Листа, уцелели после высадки. И бежали до самого океана, как кролики. Да, дела.
Прислонившись спиной к смолистому стволу дерева, Барни предавался своим невеселым мыслям и вслушивался в ночные шорохи. Где-то в лесной чаще сначала тихо, а потом все громче и протяжнее давал о себе знать молодой шакал. Повиснув вниз головой на сухих ветках, с жутким свистящим покашливанием переругивались похожие на вурдалаков летучие мыши. Они то затихали, то вновь затевали злобные драки, и тогда становились видны их фосфоресцирующие морды всех оттенков желтого, зеленого и синего цветов. Когда они успокаивались, до уха Барни доносился шелест стройных пальм и приглушенный шум набегающих на песок волн.
Во всем этом кажущемся хаотическом нагромождении звуков прослеживалась некая первобытная гармония, повторяющийся ритм. В лицо часовому лезла какая-то мошкара, но он не замечал этого, охваченный новым для себя ощущением единства с миром природы. Старый солдат чувствовал причастность к этой неведомой жизни, к этой ночи. И, что самое странное, — Барни перестал видеть в этой планете врага.
Он, кряхтя, присел на землю, устыдившись своих мыслей. «Разнюнился. Эх, развалина! Все, вернусь живым — займусь выращиванием овощей на огороде, и баста — отвоевался!» Барни глубоко вздохнул и снова прислушался: в ночной симфонии послышались фальшивые ноты. Появилась натянутость и искусственность. Что-то механическое заставило замолчать даже склочных вурдалаков.