Тени за холмами
Шрифт:
Эх.
Будем считать, двое от Тишь избавлены.
Осталось всего ничего — целый город.
ГЛАВА 30. Ошибки, ошибки и снова ошибки
«Меньше слов, больше дела». Отличный принцип для людей; плохой — для политиков.
Магический бюллетень вредных советов по государственному управлению
Никогда не знаешь, в какой момент в тебе проснётся нежная барышня.
Хотя мой опыт подсказывает: в самый
В общем, в такой момент, как сейчас: ведь мне — по-хорошему, отложив сантименты, — нужно убить Тишь из Дома Внемлющих. Пока она так беззащитна…
Мы летели в восхитительном ничто телепорта, и эта женщина — эта страшная женщина — стояла, вытянувшись осиной, завороженная танцем космоса на гранях пентаграммы. Мироздание пело, приветствуя нас. Переливы нот напоминали северное сияние, обратись оно музыкой, или звуки китов в глубинах Жемчужного моря.
— Ты видишь это, Ринда?.. — ошарашенно спросила Тишь.
В серебряной пластине на её глазу отражались столбы разноцветных сполохов, пробивающих черноту мироздания. Они неслись мимо нас в диковинной пляске, снизу-вверх. Мы будто падали в Великое Никуда, и вся безграничность множественной вселенной одновременно давила и утешала… Я слышала шепот теневых бликов, щекочущих меня вдоль ресниц. Ходящая — тоже слышала, наверняка; и явно громче — ведь в ней сегодня плескалось магии поболее, чем у меня.
— Очень красиво, — ответила я, нервно облизнув губы.
Давай, Тинави. Давай.
У нее руки по локоть увязли в крови предателей — а ведь ты только что имела честь воочию убедиться, как легко получить этот статус. И как он условен, случаен, субъективен: впрочем, как и любые этикетки, которые люди с удовольствием лепят друг другу на лбы. Упрощение… Необходимость все упрощать, низводить из объема в плоскость, из импровизации в программу, из полнозвучия в слабый, привычный слуху аккорд, — вот бич нашего века, один из главных его бичей.
…Хватит трепаться! Давай!
Но как можно убить человека? Как прекратить жизнь, если знаешь, что в каждой судьбе — даже худшего, страшнейшего психопата — был свет? Разве я имею право гасить эту искру, даже ради сохранения других искр? До какой степени у «добра» развязаны руки, после чего оно перестаёт им быть?
Так странно.
Я работаю Ловчей и, казалось, не должна бояться «ликвидировать врага». Но по службе мне еще никого не приходилось убивать, кроме как нечисть всех видов.
Я смотрела на бритый затылок Тишь. На то место, где череп сменяется позвонками. На бледный пушок на пергаментной коже. Я думала, что, будь я поумнее, уже сейчас бы вогнала ей в спину нож. Все тот же — что у меня в ладони, да в крови Полыни. Прямо сейчас, до рукоятки, чтоб наверняка.
Я сжала кинжал и медленно занесла его. Кадия, стоявшая поодаль, среди других мертвецов, кивнула мне, подбадривая.
— Если ТАМ будет как здесь, — вдруг зачарованно прошептала Тишь, глядя на кольца планеты, сверкнувшей вдали, — То поздравляю, девочка: хранитель дал нам лучшую работу в мире. Не знаю, как ты, но я в таких пейзажах успокою душу.
Я замешкалась: что? Что она имеет ввиду? Где «там»? И что, Ринда Миклис тоже участвует в плане джокера?..
И тут же — удар!
Толчок!
Пентаграмма, на которой мы стояли в колодце жизни, вдруг исчезла, на прощание стряхнув нас, как пёс — капли дождя со спины.
Нож выпал из моей руки и, кувыркаясь, улетел куда-то, растворяясь в космосе (Смешно, если он выпадет в каком-нибудь там мире… Скажут: иноземный артефакт, загадка).
Еще удар!
Неведомая сила дёрнула меня; сорок седьмая мумия прыжком набросилась — хватая за плечи, обнимая (выполняешь волю принца, Кад?).
Я потеряла сознание.
Нежная барышня, нежная барышня, ну почто,
Ты проснулась во мне так не вовремя…
Я очнулась оттого, что Тишь холеной тонкой рукой залепила мне пощечину. М-да… Когда первое, что ты видишь, открыв глаза после обморока — это лицо твоего врага — бодрящий эффект гарантирован.
Очень бодрящий.
Хотя я предпочитаю кофе для таких целей.
— Подъем, Ринда! — рявкнула Тишь. Ее глаз горел торжеством немезиды, и в то же время бликовал нескрываемым раздражением. Она прошипела: — Сажа, мы должны были приземлиться внутри дворца! Видимо, где-то в пепловой пентаграмме все же закралась ошибка…
Узкое лицо женщины уплыло от меня вверх и вдаль, белое и слегка светящееся, как луна, как надежда на лучшую жизнь.
Я тотчас села. Смахнула с глаз налипшую синюю чёлку Ринды и покосилась на мумию сорок семь: твоя работа по дестабилизации телепорта?
«Мертвец», лежавший рядом, подмигнул и показал большой палец, испачканный в мелках. К счастью, Ходящей наша «географическая» близость с Кадией не показалась странной: остальных мумий тоже раскидало будь здоров.
Телепорт, не мудрствуя лукаво, высыпал нас на землю, как кубики для игры в кости. Как упали, так и упали. Фортуна, ничего личного.
Я огляделась.
На месте Тишь я бы не возмущалась: мы все-таки оказались на острове-кургане. А именно, на дальнем рубеже гравийного плаца, предшествующего парадному въезду во дворец. Площадь выводила к плавным линиям мраморной лестницы, чьи ступени наслаивались одна на другую, как грибы-волнушки. Главный корпус дворца вырастал в темноте, как волшебный цветок. Еще неделю назад мы праздновали здесь юбилей Лиссая.
Сейчас остров был придавлен тишиной и непогодой.
За нашими спинами гнетуще молчал садовый лабиринт, пустой в этот поздний час. Лишь в небольших нишах стояли, переливаясь всеми цветами слоновой кости, высокие фигуры шахматных лордов, опершихся на мечи. Стройные кипарисы вокруг напоминали их личную стражу. Тёмные плечи деревьев вздымались могучими рядами, но густая зелень тревожно рябила — может, дрожала перед явлением Тишь?