Тени за холмами
Шрифт:
Видимо, пользуется случаем: спит.
Анте отволок альбиноса в главное помещение пещеры и бросил возле очага:
— А вообще, вы же сказали: в планах ваших друзей было посещение драконов. Значит, они сейчас в Скалистых горах.
В голосе хранителя слышалась ревность, ведь Анте обожает наших тяжеленьких, толстеньких северных ящерок, переносных производителей всесжигающего огня, летающих машин-убийц.
— Ну Лиссай с госпожой Марцелой да, а остальные? — проворчала я, копаясь в кухонных ящиках в поисках
Душка Дахху снабжал всё наклейками в жанре заботливой бабушки: «тумба для сладостей», «инструменты», «полезные мелочи». Мило-то оно мило, но вот почему верёвка нашлась рядом с мылом в разделе «если день не задался» — это вопрос, требующий вмешательства.
Я бросила моток хранителю, и тот стал тщательно привязывать Гординиуса к стулу. По ходу дела Анте пожал плечами:
— Раз принц открывает дверь в Междумирье, почему бы ему не провести туда всех желающих? Хозяин барин.
И снова тонны ревности, да что ж такое-то.
— Ну. Ребята же колдуют классическим способом, — я замялась. — По идее, Междумирье должно воспринять их как врагов и не пустить?
Давьер, до хруста стянув запястья альбиносу, осуждающего обернулся:
— По чьей идее, интересно? По вашей, что ли? Междумирье не обладает ни душой, ни разумом. Это просто инструмент. Достаточно одного пользователя, имеющего доступ к системе, чтобы показать ее возможности всем желающим. Вам же не надо быть кучером, чтобы ездить в кэбе? И не надо быть анатомом, чтобы жить в своём теле. Конечно, если ваши друзья попробуют поколдовать между мирами — их выкинет обратно. Но в остальном — да пожалуйста, пусть гуляют. В сопровождении принца.
Я ругнулась.
А потом еще раз, погромче.
Потому что слова Анте обнажили то, что я втайне подозревала и так: весь этот год я скрывала свои пикнички в Святилище просто так.
Сты-ыдно.
В плане… Если у тебя есть некая сладостная тайна, то внутренний святоша (выращенный из пробирки семьей или школой) почти всегда требует её совестливой легитимации. Это должна быть не просто тайна, а тайна ради чего-то, тайна, подкрепленная благими намерениями.
Тайн просто так народу не положено: тут недалеко до независимости, а независимые люди — зло, неудобоваримое обществу.
Так и мне нравилось думать, что я скрываю Святилище, чтоб никого не расстраивать. А вот мысль о том, что я молчу из подспудного нежелания пускать кого-то в наш с Лиссаем мирок — вообще само допущение о существовании такого мирка — продолжала пугающую тему избранников унни, звезду вчерашнего заката, и вызывала стойкое желание сбежать.
Прах.
— Тинави, вы опять вы облажались, да? — засмеялся Анте, исподлобья глядя на сложную гамму чувств на моём лице.
Я сморщила нос и кивнула.
— Ну ничего, — утешил хранитель, — Знаете, когда-то я брал уроки живописи у одного художника. Меня раздражало, что даже после месяца занятий у меня не получалось нарисовать хоть что-то толковое: каждый мой рисунок был провалом. В один день я решил: к дьяволу, прекращаю. Но учитель сказал: «Пойми, Натаниэль (так меня тогда звали), в кончике твоего карандаша спрятана одна тысяча плохих рисунков. Тебе придётся вытащить их все, чтобы следом пошли хорошие. Так что заткни хлебало, продолжай малевать и благодари свои неудачи за то, что они приближают тебя к успеху». И я заткнул. И я продолжил.
— И как? Научились рисовать?
— Нет. В итоге мы разошлись на почве эстетики. От моего учителя вечно воняло луком, и он испытывал странную любовь к женщинам с выбритыми лбами. Но я честно разнёс гениальную цитату по мирам.
Вдруг Гординиус слабо дёрнулся.
Мы с Анте рывком подтащили к нему две табуретки и с размаху плюхнулись на них.
Когда альбинос открыл глаза, ему предстала ожившая классика жанра: плохой и хороший детективы. Хотя нет. Учитывая, что я всё еще злилась из-за биты, а Анте — из-за вынужденной переноски тяжестей, мы оба были плохими.
— Привет, Горди! — я улыбнулась с зубками. — Ну что, сам расскажешь, как ты дошел до жизни такой: продавать сирот богине, — или тебе помочь? Я зимой прослушала спецкурс «Пытки и Как Собрать То, Что Осталось от Клиента», а потому умею выбивать правду.
Гординиус посмотрел на меня так недоверчиво, что я поспешно ткнула пальцем в Анте:
— А если меня пробьёт ностальгия, то есть он. Поверь, ему всё фиолетово. Порежет тебя в куски и даже не моргнёт.
— По опыту, если кровь в глаз брызнет — моргну, — педантично уточнил Давьер.
Плохой и очень плохой детективы, поправочка.
Гординиус обреченно вздохнул.
— Вы не понимаете… — сказал он, упёршись в меня своим белесым, странным взглядом, карманной зимой, спрятанной в радужной оболочке. — Явившись на костёр, вы многим подписали смертный приговор.
— Такой же, как ты — стерве Бетти? — вырвалось у меня.
— Нет. Такой же, как ты — Эрику.
— Кому?..
— Вот именно. Я хотя бы знаю имена тех, кого убил! — отчаянно и зло крикнул Гординиус, резко качнувшись вместе со стулом вперёд. Будто хотел ударить меня головой.
Я рефлекторно отшатнулась, и эта слабина стала сигналом для Анте: можно перехватывать инициативу.
Хранитель сграбастал альбиноса за грудки и стал трясти — лишь ножки стула дробно долбились об пол:
— Хватит ныть! Что за богиня?! Выкладывай!
Гординиус, чья чёлка моталась туда-сюда как белый флаг, пытался говорить с достоинством, но получалось — с клацаньем зубов:
— Не могу! Если сопротивляться — будут еще жертвы! Хватит смертей!
— Да мы еще не начали! — Анте залепил пленнику хлесткую пощечину. — Кто эта баба?!