Тенистый лес
Шрифт:
Фура на отчаянной скорости обогнала машину.
— Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное? — возмутился Питер, папа Сэмюэля. — Какой-то маньяк!
Папа Сэмюэля считал маньяками всех водителей, кроме себя самого, а водителей грузовиков — самыми большими маньяками из всех.
— Прекрасно, — сказал он, когда огромная фура начала сбавлять скорость. — Так мы никогда не доберемся до места.
Фура с бревнами теперь ехала прямо перед их машиной, занимая обе полосы, так что белая разметка дороги вылетала из-под ее кузова, вспыхивая,
— Торопиться некуда, — сказала мама Сэмюэля, которую звали Лив. Когда папа начинал сердиться, она становилась снисходительной как никогда.
Сэмюэль не знал, куда они направляются. Единственное, что он знал, это то, что он не желал больше ни минуты терпеть пение своей сестры. А точнее, «хрипение задушенной кошки» — вот как следовало бы описать этот звук.
— Мам, скажи Марте, чтобы она перестала издавать эти ужасные звуки.
— Это не ужасные звуки! Это красивое пение, — с досадой воскликнула мама.
Это было вранье. Один из миллионов случаев родительского вранья, к которым Сэмюэль успел привыкнуть за те двенадцать лет, что он провел на этой планете. Но он знал, что сегодня не добьется ни от кого поддержки. В конце концов, это был день рождения Марты — факт, подтверждавшийся двумя большими значками на ее свитере, которые гласили: «МНЕ 10» и «1 °CЕГОДНЯ».
Пение стало громче. Голова Сэмюэля затряслась совсем как бревна в грузовике, когда он прижал ее к окну машины, глядя на мелькание травы вдоль дороги.
— Пап, — сказал он, обращаясь ко второму по званию члену их семьи, — скажи Марте.
Папа его проигнорировал. Он был слишком увлечен ворчанием по поводу фуры у него перед носом.
— Это просто смешно! Зачем, черт возьми, обгонять, если собираешься сбросить скорость?!
Марта заерзала под своим ремнем безопасности и громогласно пропела Сэмюэлю прямо на ухо:
I'm your baby girl, And you could be my world…Тьфу! Сэмюэлю показалось, что его сейчас стошнит. Даже в свои лучшие дни он ненавидел пение сестры, но особенно он его ненавидел, когда и так был уставшим. А этой ночью он спал всего два часа, потому что ему снился его обычный кошмар. Кошмар про странных хвостатых монстров с серой кожей и немигающими глазами. Он проснулся в холодном поту и уже не смог заснуть.
— Твое пение нужно давать слушать убийцам в качестве наказания, — сказал он Марте.
— Заткнись, вонючка. Ты просто завидуешь.
И она снова завела свою волынку, напевая отрывки глупых девчачьих песенок о любви. Он знал, что она способна петь с утра до ночи. Она и пела с утра до ночи — каждый божий день. Как будто вся ее жизнь была одной длинной песней. Как будто она застряла в одном из тех дурацких мюзиклов, которые она вечно смотрела по телевизору.
Сэмюэль снова отвернулся к окну и стал молиться о том, чтобы Марта замолкла.
Стала тихой, как бревно.
Даже когда она просто говорила, она превращала свою фразу в песню, повышая и понижая голос так, что каждое слово звучало отдельной нотой.
Поэтому вместо того, чтобы спросить: «Куда мы едем?», она пропела, то повышая, то понижая голос:
— Мама и папа, куда мы едем?
На что их мама ответила:
— Ты же не хочешь испортить большой сюрприз, не правда ли?
— Да-а-а, — пропела Марта.
— Ну, скоро сама все увидишь, — ответила мама.
— Не увидишь, если мы так и будем торчать позади этой штуки, — возразил ее папа, имея в виду фуру с бревнами.
Сэмюэль раздумывал, что за большой сюрприз приготовили родители. Он надеялся, что это будет парк аттракционов, как на его последнем дне рождения. Мертвая петля на американских горках, возможно, заставила бы Марту заткнуться, хотя бы ненадолго. В тот раз он ходил с папой на аттракцион под названием «Катапульта», который развивал такую скорость, что невозможно было даже повернуть голову. Сэмюэль наслаждался каждой секундой этой безумной гонки, а папа притворялся, что чувствует то же самое, пока ему не пришлось поспешить в туалет, чтобы избавиться от съеденного обеда (родительская ложь номер 910 682).
Однако теперь Сэмюэль начал подозревать, что большой сюрприз окажется гораздо скучнее парка аттракционов. Он размышлял о тех дурацких вещах, которые любила делать Марта.
Кататься на лошадях…
Делать прически…
Тратить карманные деньги на дурацкую музыку…
Слушать дурацкую музыку…
Петь дурацкие песни…
Поэтому, с учетом интересов Марты, Сэмюэль сузил круг вариантов, оставив следующие: весь день трястись на лошади, смотреть на то, как сестру стригут в шикарной парикмахерской, или — в худшем случае — пойти на мюзикл. Возможно, даже на мюзикл про парикмахера, который участвует в скачках и посвящает песни своей лошади.
Сэмюэль улыбнулся этой эксклюзивной версии ада у себя в голове.
Би-бииип!
Грезы о людях, поющих песни лошадям, были прерваны папой, который резко просигналил фуре впереди них.
— Это просто смешно, — пробормотал он, включая поворотник.
— Питер, что ты делаешь? — спросила мама.
— Поворачиваю. Если мы будем ехать за фурой, то проторчим на этой дороге весь день. И ты видела, как закреплены эти бревна? Того и гляди случится авария.
— Но мы же не знаем здешних дорог.
— У нас есть карта. В бардачке.
О-о-ох.
Сэмюэль с Мартой знали, что означает карта. Она означала, что папа с мамой затеют серьезную ссору по меньшей мере на час, споря о том, где они должны повернуть налево.
— О'кей, — сказала мама. — Нам нужна трасса «В шесть четыре два». Дети, ищите трассу «В шесть четыре два».
— В шесть четыре два, — пропела Марта.
В шесть четыре два.