Теория доказательств

Лоер Владислав

С точки зрения здравого смысла случайное истолкование каждого отдельного доказательства вполне допустимо. Но совпадение даже этих четырех, не говоря уже о множестве других подобных доказательств, делает их случайное истолкование неправдоподобным, все более бессмысленным по мере их накопления. Судебная и следственная практика дает множество примеров использования логической операции накопления доказательств, прежде всего косвенных, по приведенной схеме. С этой точки зрения может представлять интерес дело об убийстве А. Из квартиры потерпевшей были похищены носильные вещи, деньги, облигации. В совершении преступления был заподозрен Ц., знакомый семьи А. вернувшийся после отбытия наказания, проживающий в том же районе, что и А. Основанием для этого послужили свидетельские показания о появлении у Ц. после убийства значительной суммы денег. При обыске у Ц. были изъяты мужской костюм, полушубок, две пары ботинок, часы, белье, 150 руб. Изъятые вещи были предъявлены мужу убитой, который по характерным признакам опознал их как принадлежавшие ему и его жене. Обвиняемый дал свои объяснения по поводу каждого из перечисленных выше обстоятельств. По показаниям Ц., он знал А., но о ее убийстве ничего не слышал. Вещи А. он купил у вора по кличке «Фараон» в 21 час в день убийства, уплатив за них 200 руб. Он знал, что вещи ворованные, но купил их с целью заработать на перепродаже. Ночь он провел у своей знакомой. Деньги, которые были израсходованы на покупку вещей, как и найденные при обыске, он привез с собой с Севера. Нетрудно убедиться, что каждое из обстоятельств —получение вещей, наличие денег, место ночевки —обвиняемый Ц. истолковывал как независимое, случайно совпавшее по времени и месту с другими обстоятельствами. Дальнейшие действия следователя состояли в проверке этих объяснений и в построении соответствующих проверочных логических комплексов, в результате которых объяснения обвиняемого были либо опровергнуты, либо поставлены под сомнение («ослаблены»). По обстоятельствам дела в 21 час в день убийства Ц. никак не мог купить вещи А., так как убийство было совершено около 23 час. Чтобы купить вещи, Ц. должен был иметь, по его собственным показаниям, 200 руб. Были ли они у него? По утверждению Ц., деньги он привез с Севера. Ц. заявил, что прятал их на шкафу, стоявшем в коридоре квартиры его бывшей жены. Однако осмотром шкафа было установлено, что этого сделать было нельзя, так как пространство от верхнего края шкафа до потолка плотно забито досками. Все лица, знавшие Ц., единодушно подтвердили факт отсутствия у него денег до дня убийства. Их показаниями был установлен ряд весьма характерных подробностей: Ц., не имея никаких средств, продал после приезда в Москву плащ и пальто; даже папиросы покупала ему его бывшая жена; долг соседке он отдал после дня убийства, объяснив, что «получил пенсию» (которую в действительности не получал). Совокупность всех установленных фактов неопровержимо доказывала отсутствие у Ц. средств до дня убийства. Отсюда следовал вывод, что Ц. не мог купить вещи убитой. Факт-

ночевки Ц. у знакомой не доказывал его алиби и не имел вообще значения противодоказательства, так как убийство было совершено не ночью, а около 23 час. 28 октября, а в 23 час. 30 мин. Ц., как было установлено, уже принес вещи на квартиру и оттуда пошел к знакомой. Итак, версия Ц. была опровергнута; наоборот, объективно подтверждалась версия о том, что вещи были добыты Ц. путем преступления Одновременно следователь собирал новые косвенные доказательства, увеличивая и углубляя систему накопления Убийство было совершено одним человеком, причем знакомым А.: из показаний соседей было установлено, что вечером к А. пришел знакомый и сквозь дверь некоторое время слышался разговор. В пепельнице в комнате А. были обнаружены окурки папирос той марки, которую курил Ц. («Север»), в то время как муж убитой курил папиросы «Волга». По показаниям соседей, весь день до прихода убийцы других гостей у А. не было. Экс перт дал заключение о совпадении групповой принадлежности слюны Ц. и слюны на мундштуке окурков, обнаруженных в пепельнице на квартире А. Таким образом, складывалась, система доказательств по конкретному делу. Каждое из этих доказательств порознь можно было истолковать «нейтральным» для Ц. образом. Окурок на месте происшествия мог бросить другой человек, чья слюна обладала такими же признаками, что и слюна Ц., вещи потерпевшей Ц. мог найти, купить, украсть, а ложные объяснения дать из боязни ответственности и т. п. Взятые же в совокупности, эти обстоятельства подкрепляли и дополняли друг друга, взаимно уничтожали имеющиеся пробелы в указании на виновника преступления, опровергали все предположения, кроме одного, и обосновывали его с большей убедительностью. По делу был вынесен обвинительный приговор, причем обвиняемый, так и не признавший себя виновным, его не обжаловал. С точки зрения логической формы накопление представляет особый вид индуктивного умозаключения. Индуктивное умозаключение представляет обобщающий вывод из множества отдельных утверждений меньшей общности и в этом отношении противоположно дедуктивному. Индукция играет очень большую роль в формировании знаний во всех областях теоретического мышления и практики, и сфера доказывания в уголовном процессе, естественно, не составляет в этом отношении исключения. Важнейшей особенностью индуктивного вывода является принципиально неограниченная возможность увеличения его надежности до любого, сколь угодно высокого уровня. Это обеспечивается построением вспомогательных комплексов, в которых уже обнаруживается переход дедуктивного элементарного акта доказывания в развернутую индуктивную систему, и, далее, индуктивных систем накопления предметных доказательств. Факт сочетания, соединения нескольких направленных к одному выводу аргументов сам по себе представляет не просто «сумму» этих аргументов, а нечто новое, как бы новый дополни тельный аргумент к сумме предыдущих. Это рассуждение применимо к каждому последующему доказательству, присоединяющемуся к предыдущим, так что в некоторый момент единственным правильным выводом из совокупности улик становится только один; именно тот, что все улики представляют не случайное собрание разрозненных фактов, связанных с «нейтральными» событиями, а систему накопления, в которой доказываемый факт (тезис) представляет как бы узловую точку связей всех доказательств.

Представление о том, что каждая отдельная улика, входящая в систему, не может быть оттуда удалена без разрушения всей «цепи», неприменимо к системе накопления. Если при окончательной проверке доказательств, образующих систему накопления, окажется, что одно из них (например, данные о приготовительных действиях) не относится к делу, т. е. связано не с доказываемым фактом, а с «нейтральным» (приобрел ружье для охоты), то в целом система не разрушается, а лишь ослабляется. Это ослабление, как уже отмечалось выше, может быть компенсировано другой уликой. Таким образом, со стороны своей логической структуры совокупность доказательств и выводов из них по конкретному уголовному делу представляет собой определенную внутренне взаимосвязанную упорядоченную систему. Фактический базис этой системы составляют доказательства —личные и вещественные, содержащие данные, закрепленные и введенные в состав материалов дела в предусмотренной законом форме. Каждое предметное доказательство является началом последовательной цепочки выводов, заканчивающихся выводами о фактах и обстоятельствах, входящих в предмет доказывания. В процессуальной литературе часто упоминается понятие цепь доказательств. Нужно, однако, учитывать условность этого термина. Если изолировать такую систему от других связей, то можно усмотреть, что в ней из одного промежуточного факта логически выводится второй, из второго —третий и т. д., так что он —звено за звеном —образуют как бы цепочку выводов. Так, при соответствующих исходных данных из факта приобретения дорогой вещи заключают о внезапном получении крупной суммы денег, а от последнего делают вывод о получении взятки. Роль последовательных систем заключается в том, что именно. с их помощью обеспечивается «сквозное» развитие аргументации от исходных данных к конечному выводу. Однако надежность последующих выводов не возрастает автоматически с увеличением их числа. Возрастание надежности обеспечивается иным сочетанием доказательств —вспомогательными и параллельными комплексами. Отдельные выводы представляют элементарные акты доказывания. Подкрепление этих актов вспомогательными доказательствами приводит к образованию вспомогательных комплексов, увеличивающих надежность выводов, а объединение их путем накопления образует подсистемы, обосновывающие более общие выводы, касающиеся целых эпизодов, событий или сторон преступления Эти накопительные комплексы или подсистемы, охватывающие несколько последовательных цепочек, построены из доказательств, причем часть из нескольких дублирующих друг друга (устанавливающих один и тот же факт) доказательств имеет как бы двойную и тройную «толщину», «запас прочности». Поэтому опровержение одной улики, выпадение ее из системы собранных по делу доказательств (в отличие от того, что имело бы место в отношении изолированной «цепи» косвенных доказательств в буквальном смысле этого слова) отнюдь не всегда влечет за собой распадение всей системы доказательств и утрату возможности обосновать ею вывод об устанавливаемом факте. Наконец, и эти более общие выводы объединяются с помощью тех же логических операций в конечное утверждение о событии преступления, о его виновнике и других обстоятельствах, в совокупности исчерпывающих предмет доказывания по делу. В обоснованном обвинительном заключении или в приговоре эта система доказательств и выводов из них должна найти свое отображение с достаточной полнотой и последовательностью, поскольку этого прямо требует закон (ст. ст. 205, 301, 303 УПК РСФСР). Оценка логической правильности системы доказательств охватывает все звенья этой системы в отдельности и систему в целом. Суждение о формальной правильности облегчается тем, что на основе наличной совокупности собранных доказательств по конкретному делу может быть построена только одна логически правильная система выводов С точки зрения формальной правильности должны быть проверены отдельные акты доказывания, разграничены однозначные и многозначные выводы; в отношении последних проверено —использованы ли вспомогательные комплексы при их построении. Необходимо убедиться, нет ли пропусков, выпадения промежуточных рассуждений в последовательных цепочках выводов и все ли они опираются на доказательства, зафиксированные в деле. В работах по теории доказательств в уголовном процессе иногда делается попытка выделить косвенные доказательства, имеющие «решающее» значение. В качестве примера приводится обнаружение отпечатка пальцев на месте происшествия. Между тем Наличие следа пальца определенного лица на месте происшествия, несмотря на кажущуюся неопровержимость его уличающего значения, может быть легко объяснено тем, что данное лицо находилось на месте происшествия до или после события и по причинам, с ним не связанным. Только в сочетании с другими доказательствами, позволяющими проверить различные возможности появления этого следа, будет выяснено его действительное значение по делу. В некоторых работах столь же необоснованно в качестве улик, «определяющих исход дела и приговор суда», фигурируют следы зубов обвиняемого на месте происшествия заключение эксперта о совпадении группы крови (например, крови потерпевшего и крови, обнаруженной на обвиняемом) или даже видовой принадлежности крови и т. д. В связи с этим характерны ошибки, допускаемые на практике при оценке значения поличного, недостачи по делу о хищении, незаконных служебных действий по делу о взяточничестве и т. д. Нередко из них сразу же делается вывод о виновности обвиняемого. Другими словами, игнорируется предположительный характер первоначального вывода об объективной связи такого рода фактов и виновности лица, необходимость проверки этого вывода, так как за связь здесь может быть принято случайное совпадение. Подобно этому доказательства, устанавливающие факт инсценировки кражи материально ответственным лицом, нередко рассматриваются как достаточные для вывода о совершении растраты, хотя по отношению к последнему факту инсценировка кражи может рассматриваться только как один из этапов ее установления (инсценировка кражи может быть связана с недостачей, возникшей не в результате растраты, может сочетаться с действительной кражей и т. д.). Надлежит проверить, правильно ли объединены в комплексы накопления доказательства и промежуточные аргументы, имея в виду, что условием такого объединения является тождество выводов из объединяемых аргументов. Логическая (формальная) правильность построения системы доказательств и выводов из них входит в оценку доказательств, но не исчерпывает ее. Истинность и достоверность знания, получаемого в выводах, зависит не только от соблюдения правил вывода, но также от истинности исходных данных, проверка которой выходит за пределы компетенции логического анализа. Она зависит также от оценки по внутреннему убеждению относимости фактических данных, которая предшествует признанию того или иного факта аргументом в доказывании, а также оценки допустимости доказательств. Иными словами, логическая правильность системы —это необходимое условие истинности выводов, но недостаточное само по себе, взятое вне других аспектов содержательной оценки доказательств. Как отмечалось, оценка логической правильности доказательств и выводов из них предполагает использование для этих целей средств и методов формальной логики. В ряде специальных работ, посвященных дальнейшей формализации этого метода, используются аппараты символической (математической) логики и логического моделирования, позволяющие представить описанные логические операции (элементарные акты доказывания, вспомогательные и накопительные комплексы) в виде логических формул либо в виде всевозможных условных схем и изображений. В работах по теории доказательств последних лет для анализа процесса доказывания, помимо логики, используются также средства теории информации и математической теории вероятностей. С теоретико-информационной точки зрения процедура доказывания состоит в устранении неопределенности знания (энтропии) в отношении каких-либо событий или явлений. Доказательства несут в себе ту информацию о неизвестных событиях, которая необходима для выводов о существовании последних. С этих позиций рассматривается понятие источника информации, кодирования, переработки информации и т. д. В частности, интересная аналогия усматривается между структурой системы исключения, с одной стороны, и исходным понятием теории информации —понятием об энтропии опыта —с другой. Напомним, что в случае, когда с доказываемым тезисом (например, подозреваемый был на месте преступления) конкурируют другие, несовместимые с первым события (был дома, на работе и т. д.), до начала проверки этих фактов существует неопределенность: заранее нельзя сказать, какое из несовместимых событий произошло в действительности. Эта неопределенность тем больше, чем больше может быть выдвинуто в данных условиях конкурирующих событий. Неопределенность достигает наибольшей величины тогда, когда сами определяющие ее события равновероятны. С чисто формальной стороны ряд несовместимых или конкурирующих событий представляется бесконечным. В практических же условиях в этот ряд включают конечное число событий, подлежащих проверке, причем в первую очередь проверке подлежат события, исход которых наиболее неопределенен, труднее всего поддается предвидению. Именно эти события несут на себе основное бремя неопределенности ситуации, с которой первоначально столкнулся следователь и суд. Смысл их деятельности для устранения неопределенности по существу вытекает из указанного положения теории информации. Отличие состоит в том, что и здесь оперируют не точными количественными значениями вероятностей, а оценками в терминах «редко», «часто» и т. п. Следующим шагом в этом направлении явились опыты использования математического аппарата теории информации для описания процесса доказывания. Количественно информация является величиной, обратной мере неопределенности некоторого сложного события. Неопределенность же события исчисляется на основе вероятностей составляющих его более простых фактов, явлений и т. п. Таким образом, теоретико-информационный подход на этом уровне непосредственно соприкасается с использованием средств математической теории вероятностей. Попытки применить математическую теорию вероятностей для оценки доказательств предпринимались и раньше. Такого рода идеи высказывались как математиками и философами (Лейбниц, Лаплас, Пуассон), так и юристами (Бентам, Уильз и др.). Для правильного отношения к этим исследованиям нужно иметь в виду следующие соображения. Как было показано выше, очень часто выводы из доказательств действительно опираются не на однозначные закономерности, а на приблизительные обобщения (фактические презумпции), имеющие статистическую природу. Надежность этих выводов зависит от того, насколько часто в действительности наблюдается связь между доказательством и доказываемым обстоятельством. В этом нетрудно усмотреть явную аналогию с вероятностно-статистической оценкой существования любых событий (как прошлого, так и будущего). Еще более определенно эта аналогия выступает при индуктивном накоплении многих предметных доказательств. Ранее было показано, что «случайное» истолкование совпадения многих доказательств одного и того же обстоятельства тем больше противоречит здравому смыслу, чем больше собрано этих доказательств

и чем «сильнее» каждое из них. Но вместо ссылки на опыт и здравый смысл, для подтверждения того же вывода о неприемлемости случайного объяснения такого совпадения можно обратиться к умножению вероятностей Если известно, что какое-либо событие (например, выпадение герба при подбрасывании монеты) имеет вероятность 0,5 (т. е. при многократном повторении происходит в 50 % опытов), то одновременная реализация нескольких таких событий будет происходить значительно реже (так вероятность одновременного выпадения десяти монет гербом вверх равна произведению вероятностей этих десяти событий, т. е. около 0,001). Так как вероятность рассматриваемых событий всегда меньше единицы, то произведение вероятностей (т. е. произведение правильных дробей) представляет убывающую величину, тем быстрее стремящуюся к нулю, чем меньше вероятность отдельных событий и чем больше число перемножаемых величин. Как видим, и здесь усматривается явная аналогия с рассуждением, с помощью которого оценивается совокупность многозначных доказательств. Аналогия между точкой зрения здравого смысла на оценку многозначных доказательств и их систем и математическими операциями умножения вероятностей отражает не только их внешнее сходство, но и более глубокое единообразие методов познания Именно это обстоятельство и наталкивало многих исследователей на поиски способов математической интерпретации процедуры доказывания. Однако все попытки непосредственного, прямого использования математических методов в оценке доказательств оказывались безрезультатными либо подменялись научно-несостоятельными упрощениями, произвольными шкалами оценки доказательств в баллах и т. п. суррогатами Объясняется это тем, что для применения точных математических методов необходимы точные количественные характеристики исходных данных, выраженные определенными числами вероятностей всех доказательств, а этих характеристик в распоряжении исследователей не было и нет. Можно ли получить эти данные, в частности, с учетом современного состояния науки и вычислительной техники? Получение таких количественных оценок предполагает статистическое исследование самых разнообразных явлений, действий, поступков, которые могут служить доказательствами. Перечень таких фактов чрезвычайно велик, если не бесконечен. Как было показано выше (стр. 461), определенность доказательства растет с его конкретизацией. Поэтому речь идет не о явлениях, событиях и т. д. «вообще», а по возможности о более конкретных, узких группах событий, явлений.

Для установления статистических закономерностей необходимо изучить не одно или несколько явлений данного рода (например, как часто угроза сопровождается убийством), а большое их число. Из сказанного следует, что объем статистических исследований для получения количественных характеристик ценности доказательств очень велик. Не приходится рассчитывать на его практическое осуществление ни в настоящее время, ни в близком будущем. Следовательно, количественный пример, который приводился выше, может служить не более чем иллюстрацией логического механизма, который используется при оценке отдельных доказательств и их комплексов. Количественные оценки событиям и явлениям человек дает не только с помощью точных измерений и цифр, но и с помощью «полуколичественных» понятий: много, мало, больше, рано, достаточно и т. п. Таким же образом на основе «несчитанной статистики» он сопоставляет вероятность событий, оценивает меру их возможности, невозможности, правдоподобия. Эти извлеченные из опыта и наблюдений отдельные «полуколичественные» статистические оценки улик служат исходным материалом для столь же быстрого и эффективного «полуколичественного вычисления» их комплексов при накоплении Ни психология, ни физиологи высшей нервной деятельности пока еще не в состоянии подробно и точно описать механизм этой оценочной деятельности. Но нет оснований сомневаться в том, что он весьма близок по своей структуре с той количественной моделью, которая приведена выше. Он протекает чрезвычайно быстро, какими-то путями сокращая длинные рассуждения и вычисления, и тем не менее достаточно точен и эффективен. Следует отметить, что доказывание в уголовном процессе далеко не единственная область, в которой действует описанный путь решения логических задач на основе оперирования правдоподобными умозаключениями и оценочными «полуколичественными» понятиями. Напротив, он чрезвычайно распространен, и большая часть научной и практической деятельности врача, инженера, экономиста, биолога протекает именно в таких логических формах. Таким образом, количественная модель накопления доказательств может служить не более чем наглядной и упрощенной моделью того, несомненно, весьма сложного процесса, который протекает в мозгу человека в ходе оценки доказательств Наконец, важно предостеречь против неправильного, антинаучного использования понятия вероятности в сфере судебного доказывания в целях снижения требований к обоснованности выводов суда и оправдания произвола. Как правильно отмечалось в литературе, многие буржуазные юристы, стремясь развязать руки реакционной юстиции в борьбе с прогрессивными элементами, доказывали, что человеческое познание вообще, а в судебном процессе в особенности не может достоверно устанавливать факты, что оно принципиально ограничено лишь предположительными выводами и большего от него требовать нельзя. Разумеется, это неверно. В таких рассуждениях строгое научное понятие вероятности подменяется обывательским, вульгарным его истолкованием в смысле: «Может быть так, а может быть и наоборот». Математическая теория вероятностей дает полную возможность описать процесс последовательного перерастания вероятного знания в достоверное. Достоверным событием эта теория признает такое, вероятность которого равна 1. В ходе доказывания в уголовном процессе происходит такое же последовательное увеличение надежности выводов —сначала предположительных и правдоподобных, а затем на завершающей стадии процесса —достоверных. Никаких теоретических, научных препятствий к этому нет. Традиция обыденного языка связывает термины вероятности и достоверности с разными уровнями надежности и обоснованности утверждений. Нет никакой необходимости отказываться от такого привычного словоупотребления, поскольку оно не противоречит представлению о переходе вероятного, правдоподобного знания в достоверное. С философской стороны постеленное возрастание вероятности выводов, основанное на проверке и накоплении аргументов, представляет количественное возрастание надежности знания, которое при достижении известного уровня переходит в новое качество —достоверное знание. В дедуктивной логике, а также в некоторых других строго формализованных, абстрактных, главным образом математических, науках пользуются понятием достоверности в особом, формальном смысле. Отвлекаясь от источников сведений, от точности и способов измерения, от всевозможных привходящих обстоятельств, осуществляют над «очищенными» таким образом данными по строгим правилам определенные операции и получают строго однозначный, «автоматически» следующий вывод. Такой вывод появляется сразу, его надежность не возрастает постепенно и не меняется по ходу исследования Вне пределов названных систем понятие формальной достоверности лишено смысла. Напротив, в сфере естественных наук, техники, равно как и в сфере доказывания в уголовном процессе, обоснованность выводов имеет иную, содержательную природу. Эти выводы, основанные на всестороннем исследовании предмета, на учете и сопоставлении всех исходных данных, их источников и результатов проверки, — содержательно достоверны.

3. Внутреннее убеждение при оценке доказательств

Проблема внутреннего убеждения при оценке доказательств издавна является предметом острых дискуссий. Внутреннее убеждение рассматривается то как метод, способ или принцип оценки доказательств, то как критерий этой оценки, то как ее результат; некоторые авторы рассматривают внутреннее убеждение как единство всех или некоторых перечисленных аспектов. По-разному определяется и сама природа внутреннего убеждения: то в гносеологическом или логическом, то в психологическом смысле. Интерес к этой проблеме не случаен. Оценка доказательств по внутреннему убеждению —вопрос, от правильного решения которого зависит успех процессуальной деятельности. Отражая различные стороны доказывания, убеждение во всех этих его значениях имеет непосредственное отношение и к оценке доказательств. Расхождение же во взглядах на этот предмет связано с различным подходом к понятию «внутреннее убеждение», с выделением какой-то одной стороны этого многогранного понятия. Как же раскрывается указание закона об оценке доказательств по внутреннему убеждению?

Убеждением называют:

а) процесс склонения кого-нибудь (в том числе и самого себя) к определенному взгляду, поступку;

б) результат этого процесса, т. е. конкретное мнение, воззрение;

в) отношение человека к своим знаниям, решениям и действиям, т. е. состояние уверенности, убежденности.

Анализ законодательства, следственной и судебной практики показывает, что оценка доказательств по внутреннему убеждению означает такой порядок, при котором, во-первых, эта оценка производится органом, ведущим производство по делу, при отсутствии заранее установленных правил о значении и силе доказательств и, во-вторых, эта оценка завершается категорическими выводами и решениями исключающими всякое сомнение в их правильности.

Таким образом, в первом смысле внутреннее убеждение характеризует процесс исследования, а во втором —его результат. Указание закона на внутреннее убеждение нужно прежде всего понимать как исключительность компетенции лица, ведущего производство по делу. Тем самым закрепляется прерогатива этого лица в области оценки доказательств, подчеркивается, что оценка доказательств является его неотъемлемым правом и обязанностью. Перелагать ее на кого-либо или руководствоваться оценкой, данной другим лицом, следователь, прокурор, судья не вправе. В этом смысле внутреннее убеждение понимается, как самоубеждение, как формирование собственного взгляда на фактические обстоятельства дела, как необходимость личной оценки доказательств. Указанное требование обеспечивается, в частности, путем реализации принципа непосредственности уголовного процесса. Выше отмечалось, что предоставление оценки доказательств лицу, осуществляющему производство по делу, означает его свободу, самостоятельность, независимость при оценке доказательств. Это подчеркивается рядом положений действующего законодательства.

Внутреннее убеждение исключает всякое внешнее принуждение, и это свойство убеждения оттеняется словом «внутреннее». Оно предполагает:

а) необязательность оценки доказательств, данной одним должностным лицом, для другого, принявшего дело к своему производству; необходимость для принявшего дело заново оценить все доказательства;

б) необязательность оценки доказательств предыдущей процессуальной инстанции для последующей и необходимость проверки предыдущих оценок на последующей стадии процесса (проверка выводов органа дознания следователем, вывода следователя —прокурором и т. д.);

в) необязательность оценки доказательств вышестоящим органом для нижестоящего, в производстве которого находится дело, и недопустимость дачи указаний об определенной оценке отдельных доказательств или их совокупности;

г) необязательность для лица, ведущего производство по делу, оценок, даваемых доказательствам различными участниками процесса в объяснениях, показаниях, ходатайствах, заключениях и т. п.

д) необязательность оценок, даваемых доказательствам, лицами и органами вне уголовного процесса (печать, представители общественности, должностные лица различных учреждений) и недопустимость какого бы то ни было давления на лицо, ведущее производство по делу.

Оценка доказательств по внутреннему убеждению означает независимость органов расследования в отправлении процессуальных функций. Независимость следователя в вопросах оценки доказательств подчеркивается рядом положений действующего законодательства. Так, ст. 127 УПК РСФСР, значительно расширив полномочия следователя, указала, что все решения о направлении следствия и производстве следственных действий он принимает самостоятельно и несет полную ответственность за их законное и своевременное проведение. Свободу оценки доказательств гарантирует следователю установленный порядок разрешения коллизий между указаниями руководителя следственного органа или прокурора и мнением следователя по решающим вопросам. Самостоятельность оценки доказательств прокурором обеспечивается тем, что свои полномочия в уголовном судопроизводстве он осуществляет независимо от каких бы то ни было органов и должностных лиц, подчиняясь только закону и руководствуясь указаниями Генерального Прокурора СССР по правильному применению закона. Независимость судей и подчинение их только закону составляет конституционный принцип советского правосудия. Разрешение уголовных дел происходит в условиях, исключающих постороннее воздействие на судей (ст. 16 УПК РСФСР). Оценку доказательств по внутреннему убеждению гарантирует и существующий порядок кассационного и надзорного производства (ст. 352 УПК РСФСР). Требование оценки доказательств по внутреннему убеждению имеет еще одну существенную сторону: исследователь в уголовном судопроизводстве свободен в оценке доказательств, поскольку он не связан заранее предустановленными правилами о силе и значении тех или иных доказательств. Никакие доказательства, говорит закон, не имеют заранее установленной силы (ст. 71 УПК РСФСР). Это положение последовательно проводится во всей системе советского доказательственного права, в котором отсутствуют указания о преимуществе одних доказательств перед другими, об определенном количестве и виде доказательств, необходимых в том или ином случае. Закон не знает заведомо «лучших» или «худших» доказательств. Всякая попытка наделить какое-либо доказательство, например, показания обвиняемого или заключение эксперта, предустановленной силой и значением решительно отвергается теорией. Недопустимость некритического отношения к доказательствам, от кого бы они ни исходили и каким бы источником ни устанавливались, последовательно проводится в нашей следственной и судебной практике. С учетом изложенного можно констатировать, что внутреннее убеждение, как свободное от внешнего принуждения и не связанное формальными предписаниями искание истины, является необходимым условием оценки доказательств, характеризует сам подход к оценке доказательств. Говоря об убеждении (убеждениях), имеют также в виду мнения, воззрения, знания человека о тех или иных явлениях действительности. В этом смысле оценка доказательств по внутреннему убеждению предполагает использование в этих целях собственных мнений, взглядов и знаний лица, осуществляющего производство по делу.

Индивидуальные запасы знаний служат исходным материалом для мыслительных операций, которые и составляют содержание оценки доказательств. Одновременно знания являются средством проверки полученных результатов, помогая контролировать правильность тех или иных оценок, указывая в случае их противоречивости либо на необходимость уточнения посылок либо на ошибочность сделанных выводов До сих пор мы рассматривали оценку доказательств по внутреннему убеждению как процесс. Однако многозначное понятие внутреннего убеждения характеризует и результат оценки доказательств. Между внутренним убеждением как процессом оценки доказательств и внутренним убеждением как результатом этой оценки существует тесная связь: оценка доказательств по внутреннему убеждению наилучшим образом служит тому, чтобы само внутреннее убеждение в результате оценки доказательств было истинным Внутреннее убеждение в качестве завершающего итога оценки доказательств имеет гносеологический, логический и психологический аспект.