Теория Фокса

Вильям Топчиев

Нельсон зло уставился на Джима.

– Что CAPM требует от инвесторов периодически делать?

– Ребалансировать портфель.

– Именно! – воскликнул Джим. – То есть продать часть акций и купить другие, чтобы сбалансировать портфель. И как часто модель требует это делать?

– Часто.

– Раз в год, или месяц, или неделю. Или даже ежедневно. Иногда даже каждый час или поминутно. И что происходит каждый раз, когда ты покупаешь или продаешь акции? Когда делаешь ребалансировку?

– Что?

– Ты платишь брокерскую

комиссию. А кто её получает?

– Вот… Черт побери!

– Вот именно, Нельсон! Инвестиционные банки. А инвестиционные банки – это кто? Это и есть государство! Государство уже давно у них в кармане. Круг замкнулся. Они создали Нобелевскую премию по экономике, чтобы пропиарить кучку профессоров-математиков, изобрётших фальшивую экономическую модель, которая заставляет инвесторов часто торговать акциями и платить инвестиционным банкам брокерскую комиссию. Стопроцентный обман. Манипуляция. Почему-то, когда кто-то получает Нобелевскую премию, его начинают слушать. Верить и следовать. Даже если он преподает такой абсурд, как CAPM.

– Просто из-за Нобелевской премии…

– Вот поэтому они и паразитируют на этом бренде. Поэтому они и создали Нобелевскую премию по экономике. Баффет в 90-х пытался было всем это объяснить, но потом понял, что идти против толпы не выгодно, и замолчал. Вся финансовая сфера захвачена брокерами, стригущими комиссии с ничего не подозревающих спекулянтов и недалеких простаков. И на эти деньги они давно купили правительства и регуляторов. Теперь брокеры – и есть государство… И их невозможно остановить… Обман, это всё обман!

– Создать теорию, увеличивающую брокерские комиссии, – Нельсон взялся искалеченной ладонью за край скамейки. – Завернуть её в Нобелевскую премию и пропихнуть в массы…

– Ну да! Говорю тебе: они – гении! Это блестящая игра для доения простаков, которой они дирижируют уже полвека. Она приносит им несколько сотен миллиардов в год… И никто не может её остановить. Ведь все, кто в курсе, получают свой кусок. И государство – в первую очередь.

– Неплохая идея. Можно было бы кому-нибудь продать, – сказал Нельсон мрачно. – Если бы не нужно было умирать…

– И это повторяется из раза в раз, – продолжил Джим, ничего не заметив. – Но это лишь вершина айсберга. Экономика – это мелочь. Тоже самое повторяется везде, повсюду, куда не посмотришь. Весь мир устроен по точно такому же лекалу. И у всего этого одна цель, одна и та же цель!

Ветер скрипел в ветвях, срывая бурые листья, бросая их под ноги.

– Этот мир – не что иное, как крысиная нора, Нельсон. И неважно, в каком направлении ты смотришь, везде одно и тоже – жадные крысы и толпы слепых простаков. Одни без устали изобретают способы манипулировать другими. А простаки же настолько погружены в повседневность, что не способны даже поднять голову и это понять. Бесконечный цикл. Обман. Сплошной обман. Даже Нобелевская премия, и та фальшивая! Чему верить?!

Нельсон простонал:

– Джим! Но разве это не естественно? Это же природа так устроена. Она полна паразитов. Паразитизм, обман – это же естественная природная ниша. Комары, ленточные черви, ракообразные, кукушки. Неужели ты думал, что в человеческом обществе их не будет?

– Но это не значит, что надо становиться паразитом самому… Что надо иметь с ними дело…

Они оба замерли. Доносился гул города – он сливался в одну тревожную ноту, как расстроенная струна какого-то гигантского, невидимого контрабаса.

– И… И вот из-за этого ты меня уничтожил? – голос Нельсона дрожал, его воспаленный взгляд блуждал вокруг.

– Я ведь просил одного, Нельсон. Только одного – не иметь дел с властями. Мы договаривались…

– Ребенок, несчастный ребенок… Какой же я дурак!.. – простонал Нельсон, схватившись за голову. Он надолго замер, раскачиваясь и бормоча что-то про себя.

Затем, не поднимая головы, он выпалил:

– Где? Где ты их брал?!

– Кого?

– Идеи! – взорвался Нельсон. – Где ты находил все эти идеи?! Откуда? У кого ты их брал?!

Джим замер от неожиданности.

– Синтезировал, – наконец произнес он. – Я их синтезировал.

– И что, черт побери, это значит?

– В мире идей два плюс два может равняться пяти. А иногда и ста.

– Опять этот чертов абстракционизм. Примеры! – выкрикнул Нельсон. – Мне нужны примеры.

– Ну хорошо. Цикады.

– Что цикады?

– Есть виды цикад, которые личинками проводят под землей 11, 13, и даже 17 лет. Понимаешь, 11 и 13 – есть, а 12 – нет. Почему?

– Простые числа?

– Которые делятся только на единицу и на самих себя.

– И почему?

– Хищнику или паразиту трудно синхронизироваться с теми, кто следует циклу с простым количеством лет. Представь, если бы у цикад был цикл в 16 лет. Тогда любой хищник с циклом в 8 лет или даже в 4 года мог бы подстроиться под их ритм. Но достаточно цикаде просидеть под землей на один год дольше, и она выживет. Подстроиться под неё становится намного труднее.

– Что за чушь? Цикады? Какое значение это может иметь? Как это вообще может быть важно? – он перешел на крик. Парочка на скамейке вдалеке у озера обернулась.

– Стратегия, на которой основано выживание целого вида, как она может быть неважна?

– И что ты тут синтезируешь?

– Биологию и математику.

– Нет, это всё несерьёзно, – вскрикнул Нельсон. – Где ты её достал? На сдачу купил у коллекционеров? Ты переплатил, Джим!

– Хорошо… Тогда как насчет теории замены частей тела?

– А это как? – он наклонил голову.

– Теория искусственного разума. Достаточно серьёзная идея?

– И это синтез чего?

– Истории, бизнеса и геополитики. Да практически всего. Как много ты знаешь об индустриальных революциях?