Теория Фокса
Шрифт:
Мгновение Нельсон молчал, затем взял гранату и наклонился.
– Джим… – прошептал он, приблизившись вплотную.
Его глаза блеснули, и Джиму вдруг показалось, будто на миг в них отразилась вся Вселенная.
– Прощай.
Нельсон замолчал, затем резко встал и, пошатываясь, начал спускаться по тропинке, полами пальто цепляясь за пожухлую траву. Джим ещё долго смотрел ему вслед, пока он не растворился в окружающем мире.
Глава 2
Заморосил дождь. Капли шумели по истертому серому асфальту, вспученному скрюченными корнями. Как в замедленном
Узкая тропинка прижалась к скале, и Джим коснулся гранита кончиками пальцев. Мокрый, шероховатый камень, казалось, плакал о жестокости и несправедливости мира, свидетелем которой ему пришлось быть за время своей бесконечности. Людские судьбы проносились мимо него в стремительном водовороте. Снова и снова робко рождались надежды лишь затем, чтобы быть преданными, растоптанными жизнью. «Как же, наверное, трудно быть камнем», – подумал Джим.
Уже который час он шел, спотыкаясь, зарываясь промокшими насквозь ботинками в ворохи опавшей листвы, не разбирая дороги, вытирая лицо рукавом. И вдруг замер.
Ему нестерпимо захотелось бежать – сразу, прямо сейчас, изо всех сил, из той давящей тишины. Куда угодно, лишь бы отсюда. Туда, где шумно, где люди.
Он бросился поперек парка, срезая углы, прямо по траве. Бежал, перескакивая через ограждения, поскальзывался, как будто боялся опоздать, как будто знал, куда бежит.
Перебравшись через невысокий каменный забор, он оказался на забитой машинами улице. Их красные огни отливались от мокрого асфальта. Слева в дымке угадывался угол 81-й улицы, и Джим перебежал дорогу, по мокрым каменным ступеням соскользнув в подземку. Он ворвался на платформу, упиваясь оглушающим скрежетом экспресса, проносящегося без остановки, по параллельной ветке.
Почти сразу же подошел поезд из центра, его двери с лязгом распахнулись. Вагон был полон, и он с жадностью кинулся в него, как путник после перехода через пустыню, наконец, увидевший колодец. Вцепившись в поручень, он жадно вслушивался в разговоры, наслаждался какофонией звуков, впитывал запах промокшей одежды и парфюма. Никто не обратил на него внимания, даже не посмотрел, но с каждым перестуком колес паника отступала…
Он вышел на 110-й. Ещё долго он стоял, задрав голову вверх, не в силах пошевелиться, чувствуя капли дождя на губах. Затем вдруг вздрогнул и оглянулся – он стоял посреди тротуара, один в потоке зонтов. Джим взглянул на часы, развернулся, и начал быстро подниматься вверх, на запад.
Пройдя несколько кварталов, Джим перебежал дорогу и свернул направо. Через всю улицу громоздился каменный мост, с низких балок, нависающих над головой, срывались грязные капли воды, с гулким эхом разбиваясь об асфальт. Он прошел напрямую, через лужу, и, подойдя к позеленевшим от старости воротам, быстро оглянулся по сторонам, уперевшись коленом в створку. Нехотя заскрипев, она наконец поддалась. Он ещё раз взглянул по сторонам, проскользнул внутрь и очутился перед полустертой временем каменной лестницей. Но не успел он сделать и двух шагов, как сзади раздалось:
– Посмотри-ка, кто пожаловал! Да это же сам Джим-одиночка!
В углу, прислонившись к стене, стоял невысокий, плотно сложенный человек с серым лицом в точно такого же цвета полувоенном пальто с шарфом, змеёй окутывающим его шею.
– Уф, Артём, ты меня напугал! Что ты тут делаешь? Как ты меня нашел?
– Ты предсказуем, Джимми, – ответил серый, покручивая ус и ухмыляясь. – Да ты сюда как на работу ходишь. Где же тебя ещё искать, как не здесь?.. И чего ты тут нашел? Часовня Святого Павла? Какие-то воспоминания, да?
Приоткрыв дверь, он пропустил Джима вперед. С плавными движениями и мягкой речью, он был похож на утонченного, добродушного итальянского интеллектуала. Но каждый раз Джим почему-то не мог отбросить мысль о том, каким безжалостным взглядом Артём, должно быть, каждое утро смотрит на себя в зеркало.
– Откуда ты узнал? Где ты достал её? – прошептал Джим.
– Фотографию-то? Ведь пригодилась, да? – прошептал в ответ Артём, а затем оглянулся и стал говорить в полный голос. Как всегда, по утрам часовня была пуста. – Я скажу тебе так: мы ненавидим государства даже больше, чем ты. Но своего врага, в отличие от тебя, мы знаем в лицо.
– Чего тебе надо?
– Да вот подумал, что после сегодняшнего приключения ты решишь залечь на дно. А, тем временем, наше маленькое дело ещё не окончено… Нам нужна твоя помощь. Нужна небольшая идея.
– Я тебе ничего не должен. Я обещал лишь выслушать тебя.
– Конечно, конечно, – поспешно сказал Артём. – Вот я и говорю… И я говорю тебе, что нам нужна идея. И мы просим, чтобы ты её нам нашел.
Его слова гулко отражались от стен. Он начал растирать ладони – отопления не было. Стоял затхлый запах сырости и старого дерева.
– И что за идея?
– Крохотная идея… Пустяк, – он снова потер руки. Его глаза с нездоровым блеском блуждали по фрескам на потолке. – Религия. Сделай нам религию. Спроектируй нам новую веру… Для нашего нового мира. Честную религию для нового мира науки.
Джим уставился на него в оцепенении.
– Новую религию?! Зачем?
– Большие группы управляются насилием, лидерами, дезинформацией и религией. Первые три уже есть. Остается лишь религия. Но времени у нас почти не осталось. Совсем. Годами мы откладывали религию на потом. И вот, как видишь, дотянули до последнего, как всегда. Так что дело горит… Сделай нам новую религию!
– А чем существующие не подходят?
– Они все манипулятивные, созданы для того, чтобы держать под контролем большие группы обычных людей. Но в новом мире, нашем мире науки, они не будут работать. Посмотри хотя бы на чувство вины. Они почти все его создают. Они хотят, чтобы люди чувствовали себя виноватыми. Христианство, например, винит в распятии Христа. Джим, посмотри на него. Просто посмотри на него, – он махнул в сторону стены, где возвышался крест. – Он как будто говорит: «Это ты убил меня. Эй, ты, в сером шарфе с кривой рукой, ты убил меня!». Крест служит лишь одной задаче – винить. Создавать чувство вины – это одно из самых прибыльных занятий в этом мире. Если можешь создать в людях чувство вины, ты можешь ими управлять. Чувство вины повсюду – начиная с благотворительности и заканчивая политкорректностью. Это мощнейшее оружие, и, конечно, было бы странно, если бы религия его не использовала. Но проблема в том, что это уже не просто оружие. Это стало основанием, фундаментом религии. Без всех этих «господи, помилуй» они уже не могут контролировать людей. Они полностью полагаются на него. И поэтому христианство более не будет работать.