Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
Шрифт:
Мне следовало разобраться в хаосе мыслей и чувств. Или не следовало? Я посматривал искоса на вход, в глубине души понимая, что тешу себя несбыточной иллюзией. Если бы даже Вероника вернулась — что я мог ей сказать и предложить? Я даже не знал, сумею ли оплатить гостиничный номер, в котором теперь нуждался… Конечно, можно было добрести до моря, войти в него — и уже никогда и нигде больше не показываться. Но этот способ решения проблем меня не вдохновлял.
Я закурил. Впрочем, если бы Вероника явилась хотя бы в мареве нереальности, я бы нашел подходящие словечки. Я сказал бы: как странно, что, обратившись к небесам с мольбой об отказе от еще не родившейся дочери, получив утвердительную резолюцию, ты никаких
Крупье что-то говорил. Я смотрел, куда указывала его рука, и ничего не видел. На "зиро" лежали несколько фишек. Я выиграл?
Подозвав официантку, я заказал стакан холодной воды. Девушка мгновенно принесла не остудившую мой пыл влагу.
Крупье смотрел вопросительно. На "зиро" крохотными небоскребами росли столбики. Я кивнул, давая понять: он может делать что хочет. Он продолжил игру. Крутящаяся рулетка, напоминавшая вареного усатого рака, который изредка свистит на неведомой горе, и бегающий вокруг нее, как спутник вокруг земли, шарик показались мне смутно похожими на меня самого — вращавшегося в орбите царственной Вероники жалкого пажа.
Что еще я бы ей выложил? Я вновь подтвердил ей, что люблю ее. А она, наверно, привычно ответила бы, что не может покинуть вернувшегося к ней мужа, который бросил ее, когда она родила больного ребенка. И при этом сказал: "В моем роду больных детей быть не может". Да, он был жесток, а она после этого не переставала повторять, что любовь не приносит счастья. Поэтому и не хотела меня любить? "Любовь — не радостное чувство, — внушала она мне. — Довольно с меня любви…" Ах, как это было неверно! Я готов был ее переубедить…
Вокруг собирались люди. Или они еще не успели разбрестись после баталии, учиненной Маркофьевым? На меня показывали пальцами, господин в смокинге принес и предложил сигару. Я обстриг кончик предупредительно пододвинутыми ножничками. Затянулся едким дымом и закашлялся.
Однако — любил ли сам? Или тосковал по тому образу, который придумал, вылепил из грез? Быть может, к этому образу я, раб, сам приковал себя — как к галерам?
Крупье спрашивал, нет, допытывался, оставить ли фишки там, где они лежали? Я кивнул. Мужик в смокинге заломил цилиндр на затылок.
"Дорогая, — сказал бы я ей, — брось своего упыря, своего ублюдка, ты сама знаешь, что это так. Не люби лучше меня, но оставайся со мной. А он… Будь он тысячу раз умнее, могущественнее и ухватистее — все равно скучен и уныл. Вернемся в твою однокомнатную квартирку и заживем с искалеченной кошкой и выздоровевшей девочкой, вымаливая у обеих прощение… Давай поступим именно так, и не надо больше казино и горнолыжных курортов, китайских ресторанов и меховых манто… Послушай совета любящего человека…"
Гул нарастал. Горы, эвересты фишек высились над изогнутым вензелем с цифрой "ноль". Крупье подвигал часть из них лопаточкой ближе ко мне.
Служитель в ливрее спрашивал:
— Чего желает господин? Персональный сейф? Еще сигару? Коньяк за счет заведения? Вы не должны обижаться на ту ненормальную, которая набросилась на вас. Приходите к нам еще. Она понятия не имеет, как надо вести себя с миллионерами…
Медленно до меня стало доходить. Я сделал глоток из стакана, отметив, что вода успела согреться.
Молодые люди в кителях цвета рулеточного сукна в несколько рук сгребали фишки на огромный золотой поднос. Люди вокруг таращились и восторженно галдели.
— Желаете "Мерседес"? "Линкольн"? Лучших топ-моделей на вечер? Поедете в отель? Или сразу приобретете особняк в Портофино? Рядом с виллой Мадонны…
Я провел ладонью по лицу. И, захотев свежего воздуха, двинулся к дверям. Передо мной расступались любопытные и завистники, щелкали блицы фотокамер.
— Сумасшедший выигрыш, — неслось под старинными сводами и из уст в уста.
Контрольный вопрос. Надеюсь, вы не забыли главное правило, вобравшее в себя всю мудрость почти дочитанной "Теории глупости"?
Контрольный совет. Если забыли, то прочувствуйте, воспримите, заучите наизусть и повторяйте постоянно: НЕ ВАЖНО, ЧТО, КОГДА И КАК ИМЕННО ПРОИЗОЙДЕТ, ЧТО БЫ НИ ПРОИЗОШЛО — ВСЕ БУДЕТ К ЛУЧШЕМУ!
Я вышел на залитую утренним солнцем площадь. Ночь с ее кошмарами и миражами истаивала. Желания исполняются? В тот момент я готов был поверить в это. На искрошенных ступенях сидела зареванная Вероника. Лицо ее некрасиво опухло, в руках она держала свернутую газету, которой лупила меня по голове. Милее, чем она, на свете не было никого! Она посмотрела на меня серыми, полными слез глазами и спросила:
— Почему я такая несчастная?
Я подумал: и в самом деле — почему?
ЭПИЛОГ
Иногда я прихожу на станцию метро "Овцехуевская". Здесь все так же сидят на корточках медные матросы с маузерами, медные пограничники гладят верных медных сторожевых псов, а медные крестьянки прижимают к груди снопы спелых медных колосьев. Я думаю о революциях, которые пережила наша страна и о моем друге. Его имя присвоено частной тюрьме, в которой заключенные благоденствуют и ежеутренне, на перекличке и в последующей молитве, поминают Маркофьева добрым словом. Капелланом там служит Моржуев, хотя никто самозванца на эту должность не назначал. Он приобрел рясу и грубые ботинки на личные сбережения и приходит исповедовать арестантов и отпускать им грехи исключительно по своей инициативе. По воскресеньям, на уроках внеклассного чтения, Моржуев рассказывает невольникам истории из жизни величайшего праведника и святого, своего друга — ибо чтит его не только как основателя урочища для зеков, но прежде всего как философа и мудреца. Осужденные досконально знают детали биографии композитора и несостоявшегося президента, ткача и мореплавателя — и счастливы, что он жив и здоров, гонит раствор и больше не стремится во власть. Я тоже не вспоминаю, что мог сделаться вице-спикером. Счастье, затея эта сорвалась…
Что касается лично Маркофьева, он, как и намеревался, живет на острове (название я по понятным причинам назвать не могу). С ним поселились Лаура и Йока-Она, обе жены очень дружны между собой. Лаура родила крохотного Маркофьева (ее клетку присадили донорше, и та выносила ребенка). Карапуз пока мал, но уже лауреат двух литературных и одной театральной премии. Сам Маркофьев-основоположник с головой ушел в проект всероссийской переписи населения — это неудивительно, поскольку половина проживающих на территории родины граждан — его прямые потомки или родственники, а вторая половина — их законные или внебрачные мужья, жены, дети. Он увлечен новым проектом: раздает приказания и поручения, рассылает факсы. Взяв в свои руки разработку символики этой затеи, штампует значки, печатает плакаты, отливает из синтетического волокна портфели для переписчиков…