Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
Шрифт:
Он прибавлял:
— Из чего еще видно, что человечество приблизилось к финишному отрезку своего многовекового забега на длинную дистанцию? На этом последнем отрезке, когда силы, ресурсы, эмоции — на донышке, когда всем все равно и безразлично, потому что люди до одури устали, какими только ухищрениями они не пользуются, чтоб добежать до победной (им так мнится) черты: допинги, наркотики, подножки конкурентам, оголение тела и избавление от мешающей одежды… Все это наблюдаем ежедневно и ежечасно — дурман, стриптиз, затаптывание слабейших и мелкие пакости в стане сильных… Довыбираются, довыскребаются
— И все же есть в этом дряхлеющем организме молодые неутомимые клетки. Это мы с тобой! — восклицал он.
— Неужели тебе неинтересно жить! — тормошил меня он.
Теребил, расшевеливал, подхлестывал и подбадривал.
— А мне так ух как захватывающе любопытно! — задорно кричал он. — Следуй, поспевай за мной! Делай как я!
Я поддался его напору. Обольстился его речами. Уступил натиску. Подключился к высоковольтному напряжению его дней и ночей.
* ЕСЛИ УСТАЛИ ЛИЧНО ВЫ — НЕ НАДО ПРОЭЦИРОВАТЬ И ЭКСТРАПАЛИРОВАТЬ СОБСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ИЗМОЧАЛЕННОСТИ НА ОКРУЖАЮЩИЙ МИР! Это вы устали. А другие полны энергии и бурлящих сил. Страстей и желаний. И они еще как борются за место под солнцем и будущее. Если вы сложили лапки — не надейтесь, что так же поступили окружающие. Они вас быстренько скрутят, если перестанете сопротивляться их наездам и нападкам. Поток их усилий вынесет вас вон из жизни. БАРАХТАЙТЕСЬ! И хоть сметаны вам, как знаменитой лягушке, упавшей в кринку с молоком, не взбить (и не мечтайте о сметане!), возможно, вы элементарно не утонете.
Он говорил:
— Да, мой дедушка был мудрец. Но где его теперь искать? Да, мой папа был умница. Но он уже не тот, что раньше. Придется людям пользоваться моим умом. Довольствоваться моей мудростью. Я — заступил на место отца и деда.
Да, силы у него были не те, что прежде. Когда поехали в Замбию, к очередной его жене, он не смог протанцевать с туземцами под рокот там-тама неделю, рухнул на шестой день. Выдохся — и лишь через сутки пришел в себя. Зато африканцы (и его темнокожая супруга), когда он позвал их (всем племенем) в свое европейское поместье, не выдержали безостановочного питья "раствора" в течение квартала, Маркофьев же был как огурец.
Он говорил:
— Да, наследственность у меня хоть куда… Преотличная наследственность! Раньше я по многу раз хоронил родителей, а теперь — себя. Не каждый такое вынесет…
И еще он внушал:
— НЕ БОЙСЯ СТАТЬ СИНЕЙ БОРОДОЙ. КТО НЕ ПОГУБИТ СВОЕЙ ПЕРВОЙ ЖЕНЫ — НЕ УЗНАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ.
Повторял:
— В МЫСЛЯХ И ПОСТУПКАХ НЕ НАДО БОЯТЬСЯ НЕВЕРОЯТНОГО! ИМЕННО БЕЗБОЯЗНЕННОСТЬ ПРИНОСИТ УСПЕХ.
Эти премудрости так и сыпались из него, особенно накануне свадеб, которые он играл в лучших ресторанах — по обыкновению широко, с размахом, сзывая тысячи гостей, приглашая бывших жен и невест. Сбившись со счета, я спросил:
— Который раз ты женат?
Он ответил:
— Пока есть силы… Пока есть порох в табакерках… На сколько меня хватит, столько раз буду жениться… А Лауру я, наверно, убью…
— Конечно, я ее убью, — продолжал, утвердившись в этой мысли он. — Почему я не могу убить собственную жену? Она ведь моя, а не чья-нибудь… Кому, как не мне распоряжаться ее жизнью?
Попутный контрольный вопрос. Если вам что-либо принадлежит на законных основаниях, то ведь вы вправе поступать с этой принадлежностью по собственному усмотрению — дарить, холить, уничтожать — не правда ли?
Попутное контрольное задание. Найдите изъян (если он есть) в логическом построении Маркофьева.
Он продолжал:
— Если всерьез задуматься — кому еще есть дело до ее жизни? Почему какие-то посторонние люди будут рассуждать, имею я право отнять жизнь у своей жены или не имею? Да, она принадлежит мне — вся, целиком! Когда вступали в брак, нам твердили, что мы — одно целое, и в постели она мне повторяла неоднократно, что она вся моя… А если так — я имею право отщипнуть от своего целого? Имею право распорядиться всем моим?
— Ведь меняем старый плащ на новый, старые ботинки — на новую обувку, делаем в квартире ремонт с освежением обоев и мебели, — говорил Маркофьев. — Почему же нельзя менять жен и мужей? Старых — на новехоньких?
Вы, конечно, можете сказать: как можно путать и смешивать одушевленные и неодушевленные предметы? Отвечу: а в чем, собственно, разница? Это они пока одушевленные, мужья и жены, а со временем превратятся в холодных неподвижных кукол, и их — в деревянных заколоченных ящиках — потащат прочь из дома, как надоевший хлам. Мебель тоже была зелеными деревьями, запеченный в тесте карп тоже сиял чешуей, плещась в водоеме. Граница между живым и неживым весьма условна, ее, по причине ее размытости, можно вовсе не учитывать.
Контрольные вопросы. Если вам предложат переехать из маленькой старой квартиры в новый просторный дом — вы откажетесь? С какой стати? Вы — дурак? Так почему не хотите поменять старую жену — на молодую? Прежнего замшелого мужа — на юного красавца? Неужели уклонитесь от обмена проржавевшей машины — на новую гоночную модель?
Вывод. Мир жаждет обновления, стремится к нему — неужели вы ляжете бревном на пути прогресса?
Мой вопрос, заданный сразу по приезде на Капри: "С кем ты сейчас?", вызвал у Маркофьева тяжелый вздох озабоченности.
Он помрачнел. И сказал:
— Погоди. Покажу тебе их!
И вскоре познакомил меня с голубоглазой нимфой, обладательницей стройной фигуры и длинных ног, обтянутых похожим на русалочий хвост макси-платьем.
— Графиня, — обратился к ней Маркофьев. — Как чувствует себя ваш дядюшка, герцог Анжуйский?
Она с достоинством отвечала:
— Благодарю вас, виконт, благополучно.
Еще через день он представил меня сорокалетней даме с тяжелыми гроздьями сережек в ушах и в брильянтовом колье, которое лежало на ее груди как на безразмерной подушке.