Теория хаоса и стратегическое мышление

Манн Стивен

Опять же, в песочных терминах песчинки падают на поверхность, циркулярную плоскость: это лежащая в основе структура. Эта базовая структура или матрица, помогает определить формирование песочной кучи. В международном отношении, лежащая в основе структура может являться факторами, которые представляют окружающую среду и географию. Близость Кувейта к Ираку является фундаментальным фактом, который формирует всю последующую политику в этом регионе. Поставка воды является примером лежащего в основе фактора окружающей среды.

Единство определяет уровень, с которого начинается переустройство. Влажный песок имеет иную динамику, чем сухой. То же верно и в отношении идеологических или этнических

гомогенных систем, которые имеют отличную динамику от мультиэтнических или имеющих несколько идеологий обществ. На военном уровне, сдерживание и контроль над распространением вооружений служит укреплению единства между государствами. Укрепление единства не препятствует критичности; это лишь значит, что прогрессия критичности замедлена.Неэффективные договоренности создают ложное единство - иллюзию, что переустройство находится под эффективным управлением.

Лига Наций заключила договор по поддержке глобальной коллективной безопасности (1920), пакт Келлога-Бриана, направленный на отказ от ведения войны (1928), Ялтинская конференция по обустройству международного порядка после Второй мировой войны (1945) и подобная бредовая дипломатия являются случаями ложного единства.

В итоге, каждый актор в политически критических системах производит энергию конфликта, активную силу, которая провоцирует смену статус кво, участвуя, таким образом, в создании критического состояния. В нашей международной системе, эта энергия проистекает от мотиваций, ценностей и возможностей специфических акторов, будь это правительства, политические и религиозные организации, или частные лица. Эти акторы стремятся изменить статус кво мирными или насильственными методами, и любой один курс приводит состояние дел к неизбежному катаклизменному переустройству.

Теория хаоса диктует условия, что она слишком сложна для того, чтобы делать долгосрочный прогноз. Сложность увеличивается с количеством акторов в системе и продолжительностью желаемого прогноза. Находясь на стартовой позиции, мы должны проявлять подозрительность к долгосрочным прогнозам. Избежать этой порочной склонности нелегко. Мы цепляемся за веру в то, что могут быть карты, которые выведут нас из темного леса международных отношений. Но, возможно, поможет иная метафора: Мы должны вместо этого смотреть на фонарь с коротким лучом, освещающим наш путь, который поможет изменить наш мелкий ход на большие шаги.

Не противоречит ли этот аргумент успеху нашей политике сдерживания, являющейся самым крупным бриллиантом из короны долгосрочного стратегического мышления? Эта политика, с ее предписанием для "безальтернативных контрсил в любой точке где (коммунистические враги) подают сигналы вторжения", представляет собой чисто механицистскую точку зрения на вопросы национальной безопасности. Конвенциональная мудрость, если рассматривать распад Советской империи, говорит, что политика сдерживания работает. Но если просмотреть отчеты, не скажем ли мы что та же самая политика дала нам Вьетнам - с ужасно ограниченными целями и непреодолимыми ограничениями по ведению войны, а также привела нас к пораженческой поддержке авторитарных режимов от Ирана до Никарагуа и Филиппин? Не могли бы мы достичь более хороших результатов за боле низкую цену, если бы мы были более гибкими, плавая между островов порядка в глобальном море политического хаоса?

Сейчас, когда мы отошли от сдерживания, начинаются разговоры о правильной концепции полярности - является ли мир многополярным, однополярным или триполярным, он уже более не двуполярный. Эти разговоры являются примером того, как мы не замечаем очевидных вещей. В политическом плане мир имеет слишком много и различных акторов, чтобы осмыслять его в терминах полярности. Мы еще пытаемся использовать метафору из механицистского лексикона, дающего нам комфортабельно ощущение, что мы действительно понимаем новый мир.

Мы отчаиваемся в нашем желании иметь структуру, таким образом, раздувая привлекательность "нового мирового порядка", "стратегического консенсуса" и "мирных дивидендов". Будут ли партизаны нового мирового порядка подражать ошибкам политики сдерживания, заставляя нас принимать глупую политику преследования иллюзорной долгосрочной стабильности? Мы уже можем принести в жертву больше, чем мы знаем, для того, чтобы преследовать эту новую стабильность: обусловив "Бурю в пустыне" одобрением ООН мы ограничили наши будущие военные возможности. Большинство в Конгрессе, среди американцев и в международном сообществе будет ожидать от ООН разрешения в качестве легитимизирующей предпосылки для будущего применения американских военных сил. Печально, что попытка создать новый мировой порядок посредством международной легальности позволила Саддаму Хусейну сохранить неповиновение и укрепиться, в том числе, посредством репрессий против курдов.

Наш интерес к структуре также помогает объяснить Западное желание контролировать вооружения. Даже когда режим контроля над вооружениями имеет декларативную форму и не имеет военного применения, как в случае конвенции от 1972 г. по биологическому и химическому оружию, есть вера в то, что простое, декларативное существование угрозы поможет предотвратить ужасы, связанные с применением этого оружия. Американцы освящают "процесс" контроля над вооружениями как благой сам по себе, независимо от стратегической ситуации или достоинства соглашений.

Эффективные соглашения могут замедлить прогресс системы в сторону критичности, но мы индульгируем в иллюзии, если верим в то, что возможна абсолютная стабильность. В международных делах вся стабильность преходяща. Международное окружение представляет собой динамическую систему, состоящую из акторов - наций, религий, политических движений, экологий - которые сами по себе являются динамическими системами. Нас, кроме того, волнует то, что мы несем непосредственные политические расходы для того, чтобы достичь стабильности в будущем: шансы на то, чего мы не получим согласно заключенной сделке. В действительности, "стабильность" как и "присутствие", "создание государства-нации" и даже "мир" - это цель без контекста. когда подобные цели продвигаются как политические, они выдают себя как неадекватность или лицемерие - вспомним советскую семью "миролюбивых" народов - лежащие в основе стратегии. Стабильность - это не более чем последствие и ни когда не может быть целью.

Тогда как извлечь преимущества из критичности? Настоящей целью национальной стратегии является формирование широкого контекста вопросов безопасности, направленного на достижение в конце желаемого состояния с мягким сдвигом. Сейчас то время, когда мы захотим отложить создание критического состояния, это время, когда мы будем поощрять его и искать пути переустройства. Насколько известно всем, кто работает в сфере международной политики, о формирующих событиях легче мечтать, чем их делать. Мы мало что можем сделать с изначальной формой или лежащей в ее основе структурой. Здесь нужно иметь в виду историю, географию и окружающую среду. Наши политические усилия должны сфокусироваться на достижении сплоченности и смягчении конфликтной энергии. В международном плане, такие конструкты как военные блоки, экономические соглашения, торговые протоколы и другие правила в основном создают сплоченность внутри системы. Однако, более обещающий, но более пренебрегаемый путь к достижению желательных международных изменений лежит в индивидууме.