Теория катастрофы
Шрифт:
Взаимоотношения между Дзинтарой и Фебом балансировали в точке ласкового сарказма и иронической нежности.
Они спорили всё время и обо всём.
Феб тоже был поэтом и тоже учился на биофакультете. Но, в отличие от Дзинтары, склонявшейся к ботанике, Феб занимался разделами нейронауки, посвящёнными человеческому восприятию и феномену интуиции.
Юноша часто выбирал принцессу подопытным кроликом.
Подав разгорячённой танцем Дзинтаре бокал с шипучим соком, он строго спросил:
— Ты знаешь, что у человека
Дзинтара молча пьёт сок и с подозрением смотрит на Феба.
— Внимательно вглядись в моё божественное лицо. Глаз не отводить! Видишь, что только моё лицо имеет для твоих глаз наивысшее разрешение?
Феб умел фокусировать на себе внимание!
— Моё изображение находится в самой чувствительной, фовеальной области твоей сетчатки. Если я отвожу в сторону руку, то она выглядит для тебя размытой. Чтобы увидеть, что я держу в руке, тебе придётся передвинуть пятно своего фовеального, наивысшего качества, зрения.
Дзинтара невольно перевела взгляд на отставленную руку Феба. На чёрном рукаве — серебряное испанское шитьё, а в ладони ничего нет. Жулик!
— Твоё зрение настроено верно — по сравнению с моим лицом весь остальной мир скучен и малоинформативен. Для него достаточно периферийного восприятия «на всякий случай»: способности замечать крупные и двигающиеся объекты, не отвлекаясь на мелочи.
Принцесса величественно повернула голову и остановила своё фовеальное зрение на Русской Ёлке. Но Феб не отпустил добычу. Он снова поймал взгляд принцессы и спросил голосом экзаменатора:
— У меня умные глаза?
— Да, — нехотя призналась она.
— А как ты догадалась? — потребовал он анализа. — По каким признакам?
Дзинтара сердилась, но не могла обосновать свой интуитивный вывод.
— Интуиция — совершенно загадочное свойство человеческого мозга, — провозгласил Феб. — Понимания именно этого феномена нам не хватает для создания человекоподобных по интеллекту компьютеров. Интуиция лежит в основе самых гениальных прозрений человека, а мы так и не раскрыли её природу!
— Ну, раз за эту проблему взялся ты, то волноваться больше не о чем! — изо всех сил старалась быть ироничной Дзинтара.
Феб снисходительно улыбнулся на её попытку уколоть.
— Дзинтара, признайся, что твоя жизнь была безнадёжно скучна до моего появления!
— Что ты будешь делать, если я откажусь это признавать?
— Я прощу тебе эту маленькую ложь!
— Феб, ты так долго любовался на своё отражение в небесных сферах, что приобрёл жуткий комплекс Нарцисса! Ты так самовлюблён и нахален!
— Дзинтара, ты так умна, неужели ты не видишь, что это лишь маска, под которой прячется робкий и застенчивый человек, неуверенный в себе? — звучным, располагающим голосом спросил Феб. — Не хочется ли тебе пожалеть и воодушевить его — хотя бы братским поцелуем?
Дзинтара с сомнением смотрела на Феба, сохраняющего невозмутимость на симпатичной физиономии. Шутит он или серьёзен? С ним нельзя быть ни в чём уверенным.
Рождественский Бал закончился, и все поаплодировали его изобретательным организаторам.
После бала Джерри отправился провожать Никки в башню Леопардов. Они шли медленно, и она держала его под руку.
Мир вокруг был цветным и душистым. Вспыхивающие светляки летали над вечерними лужайками, уворачиваясь от фыркающих струй поливальных фонтанчиков.
В ярко освещённом холле Леопардов Никки оглядела Джерри, одетого в серо-голубой пиджак и брюки цвета «кофе-и-много-молока». Светлая рубашка и бордовый галстук. Вроде обычный костюм, но он сидел на широких плечах юноши как-то очень привлекательно…
И Никки заявила:
— Мне все девчонки сегодня завидовали!
— А мне — все мальчишки! — в тон ей ответил Джерри, в свою очередь любуясь девушкой.
Джерри довёл Никки до лифта, но она неожиданно потянула юношу за собой.
— Ты такая оживлённая! — удивился Джерри, глядя на раскрасневшуюся Никки. — Наверное, ты сегодня Роббин алкогольный нейтрализатор не выпила — и тривиально навеселе!
Никки засмеялась и долго не останавливалась.
— Хороша! — сказал Джерри, наслаждаясь её лицом с блестящими глазами. Он проводил Никки до её комнаты. Но и тут девушка не отпустила его. Она закинула руки на шею Джерри, и уже через минуту юноша был пьян без всякого вина.
— Мы сейчас устроим дебош… — сказала Никки, прижимаясь к Джерри.
И они его устроили.
Они сбивали дыхания и смешивали сердцебиения, путали ориентиры и зажигали маяки, искали слова и забывали руки, взлетали без крыльев и проваливались в неожиданные измерения.
И не заметили, как туманная явь растворилась в ярком сне.
Джерри очнулся. Было уже утро. Жёлтая канарейка Гав-Гав, как странно её называла Никки, уже свистела и заливалась своей знаменитой «Песней к завтраку». Свежая, с мокрыми волосами, Никки стояла над ним в белом махровом халате и улыбалась.
— Вставайте, сэр рыцарь, ваш кофе стынет!
— Никки… — радостно улыбнулся Джерри. Он оглянулся на растерзанную кровать и смутился: — Что мы тут натворили…
— Это ты натворил! — заявила Никки. — Соблазнил… почти!.. бедную девушку… Теперь ты должен, как честный человек, на ней жениться!
Джерри заулыбался и притянул Никки к себе.
Оторвавшись от самого длинного в их истории поцелуя, Никки кашлянула и сказала хриплым голосом:
— Кажется, ты согласен?
— Слово рыцаря, которое крепче жизни! Осталось узнать о твоём согласии, моя королева… — не менее хрипло ответил Джерри.